Золотое дно (сборник)

Личутин Владимир Владимирович

кукушка. Ее зов таил смуту и обман, от ее плача веяло

несчастьем. Когда она выкликала по зорям, рыбакам

становилось как-то не по себе, они обычно чертыхались

и стреляли в ее сторону из ружь^. Может, потому тоню

прозвали— Кукушкины слезы, и на нее мужики сади­

лись с большой неохотой, только когда нужда прижмет

или начальство пристанет, хотя и место добычливое тут:

семга мимо не обойдет, а под самым носом рыбные

озерки, просторный бор, полный птицы,

ягоды на болоте

внавал — царствуй только, живи, а вот нет, не любо

это место. Да и что скрывать, редкий год не случится

тут какая беда.

— Сволочь, заладила, — выйдя на берег, суеверно

сплюнул Коля База, стянул через голову обтерханный

свитер, полил на себя, черпая ковшиком прямо из озер­

ца, выпил кружку холодного чаю, повалился на нары

и будто утонул, даже правую ногу толком не уложил

на постели, так и висела она обочь, зацепившись за

подстолье. Сашка укладывался долго и, заметив, что

за ним никто не наблюдает, достал с полочки круглое

зеркальце и стал всматриваться в смутный свой облик,

облизывая маленькие пересохшие губы. Потом лег, а

глаза, устало осевшие в темные провалы, еще долго

не могли сомкнуться: все чудилось, что кругом море,

едва мерцающая свинцовая рябь, все колышется, дви­

жется, куда-то проваливается, заполняясь водой. А мо­

49

жет, он уже спал с открытыми глазами, потому что в их

глубине не было ни смысла, ни сознания...

И только Герман еще долго стоял на берегу, смот­

рел, как набухает море, наливаясь яростью: волна рож­

далась будто из ничего, из едва заметной морщинки на

морском челе, словно с громадной тюленьей шкуры

кто-то невидимый сострагивал зверобойным ножом са­

ло, — вот так же копилась волна, наплывала из марева,

наращивая мускулистую плоть и пушечно ударяясь в

берег. Вода подтопила ловушку, и наружу торчали лишь

черные мизинцы кольев. Все вроде было хорошо, но

Германа беспокоила сизая стена над морем, которая

становилась все гуще, разрезая его вдоль,— значит, там,

за этим маревом, копилась ветровая сила. Уж такое

нынче неспокойное было лето.

Герман почувствовал, как ветер толкнулся в заты­

лок, распушил волосы, значит, потянуло с горы — вер­

ный русский ветер, самый рыбный; хоть бы постоял

немного, дал взять план. Тут снова вскрикнула кукуш­

ка, ее зов стал слышнее и гуще, знать, пришел с наро­

дившимся ветром. Сразу загрустилось, вспомнилась

жена, ее каменное

молчание, сухой желчный рот и

неулыбчивое лицо. «Уеду, к чертовой матери, уеду, —

подумал Герман, — уйду на тральщик. Надоедно

тут».

Он по-новому взглянул на море, и оно показалось

ему, по сравнению с тем буревым океаном, который жил

в воспоминаниях, лишь мутной болотистой лужей. «Каж­

дый день одно и то же, глаза-то намозолит, леший по-

сунул сюда забраться. Задора пет того, задора...» Он

провел по лицу ладонью, как бы смахивая липкую лес­

ную паутину, и вдруг почувствовал, что устал и хочется

спать. В избушке было светло. По черному, затоптанно­

му полу пробежалась мышь и сделала стойку возле

пустующих нар. В углу стояла плита, заставленная

обувью, завешанная мокрыми портянками и ватниками,

у стены — трои пары, в центре — стол с двумя лавками

подле, вот и все убранство. Вновь подумалось, как это

убого все и надоедно, и эта картина будет маячить изо

дня в день, до поздней осени, а в следующем году опять

то же самое: три надоевших рыла, болото и море — и

так из года в год, до самой пенсионной старости, если

не загнешься раньше ее.

50

«И как тут люди живут, бог ты мой, мышеловка ка­

кая-то! Уйду па тральщик, там весело».

И почему-то не вспомнились Герману тесный кубрик,

галдеж, немая усталость от бесконечной работы, когда

отваливаются руки, вахты и подвахты, река рыбы, в

которой утопаешь даже во сне, и до тошноты надоев­

шие за полгода промысла лица ребят, когда туманно

грезится берег и кажется раем. А сейчас привиделось

ему, что вот рыбы взяли полно — темная сила этой ры­

бы — и двое-трое суток не принимают ее на базу, а ты

лежишь на палубе под южным солнцем, пузо кверху, —

счастье-то какое! — а тебе и завтрак, и обед, и ужин —

никаких забот. Ты травишь с ребятами баланду, весе­

лея от одной лишь мысли, что рыбы взяли два плана,

значит, на берегу закипит жизнь, на хлеб и «Солпцедар»

хватит, а там и девочка привяжется...

Рядом заскоркала мышь. Герман открыл пьяные от

бессонницы глаза и раздраженно кинул в нее домашний

шлепанец: гнусь амбарная испуганно пикнула и скати­

лась в свою нору. Тут Германа будто ударили обухом

по затылку, так сразу он провалился в сон. Но и часу

не прошло, как очнулся от кошмара, будто на грудь ему