Золотой ребенок Тосканы

Боуэн Риз

Самым большим шоком было осознание того, что Адриан, мой Адриан, которого я считала своей родственной душой, своим возлюбленным, своим лучшим другом, на самом деле таковым вовсе не был. Он был просто человеком, на которого я больше не могла положиться. Я сказала себе, что он прав. Никакой семьи у нас не получится. Что на этой стадии существует лишь сгусток тканей, а ребенка как такового нет. Но я просто не могла этого сделать.

Как ни странно, но насквозь либеральная вольнодумщица Скарлет безоговорочно приняла мою сторону.

«Не делай этого, если не чувствуешь,

что это правильно, — сказала она. — И не оставайся с этим мерзким Адрианом, если он так к тебе относится. Можешь на меня положиться. Я помогу тебе пройти через это. Бьюсь об заклад, твой отец тоже будет на твоей стороне, как только свыкнется с этой мыслью. Иди, повидайся с ним и расскажи всё. Он будет разглагольствовать, даже бредить чуток, а потом поможет».

«А вот я не уверена, — усомнилась я. — Ты же знаешь, что он устроил после моего переезда к Адриану».

«Но ведь его единственная дочь в беде. Я держу пари, что он тебя не подведет. И захочет позаботиться о тебе».

Это мучило меня. Даже если бы мой отец простил меня, я бы ни за что не смогла уехать и жить там с ним. Я живо представляла себе испуганное лицо мисс Ханивелл и хихиканье школьниц. Не было никакого выхода. Я совсем опустила руки и была почти готова сказать Адриану, что он прав. Но так и не смогла.

Я бесцельно бродила по Лондону, размышляя, поехать ли мне в Суррей и увидеться с отцом или не делать этого. Я пыталась найти какое-то решение… И не заметила, как такси выскочило из-за угла, когда я вышла на Кингс-роуд в Челси. Я помню ощущение полета, как я лежу на асфальте, лица, уставившиеся на меня сверху, доброго человека, накрывшего меня своей курткой, и машину скорой помощи.

Пару дней не происходило ничего особенного. Только Скарлет пришла ко мне в больницу. Она спросила, нужно ли позвонить моему отцу, но я не хотела, чтобы она это делала. Я чувствовала себя слишком слабой, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.

Лишь несколько дней спустя я узнала, что вдобавок ко всем другим моим травмам — а это сломанные ребра и ключица, сильное сотрясение мозга — у меня случился выкидыш, и я потеряла ребенка. Я должна была почувствовать облегчение, но вместо этого ощутила боль.

Адриан тоже пришел ко мне и, сев на край кровати, неуклюже взял за руку. Он пытался шутить, убеждал, что все к лучшему и я быстро стану как новенькая.

Но, увы, на лечение ушло немало времени. Голова кружилась и сильно болела, даже дышать мне было больно. Адриан приходил ко мне сначала каждый день, а потом все реже и реже.

Перед самой моей выпиской из больницы он пришел, сел возле кровати и сказал, что, по его мнению, будет лучше, если я поеду домой, к отцу, чтобы восстановиться окончательно. А еще он должен сказать мне кое-что, чего не мог сказать раньше, пока я была слаба. Оказалось, он полюбил другую — дочь старшего партнера в юридической фирме, где работал, — и собирался на ней жениться.

Ну, раз так, значит так. Я собрала свои вещи и сбежала в единственное безопасное убежище — квартиру Скарлет. Подруга, да благословят небеса ее сердце, приняла меня с распростертыми

объятиями. Она позволила мне свернуться калачиком на ее диване и лежать так долго, сколько было необходимо, чтобы прийти в себя. Но я была все еще слишком слабой и не могла вернуться к работе. Там ко мне отнеслись благожелательно. Они знали, что я попала в аварию, и желали мне добра. Но в последнее время давали мне понять, что не будут ждать вечно.

Телесные раны излечились, но душа была абсолютна опустошена. Я чувствовала себя так, словно я — это не я, а лишь тень себя прежней, пустой человек без ясной цели и, честно говоря, без особой надежды.

Единственным человеком, в котором я нуждалась, была моя мама. Отец никогда не позволял мне горевать после того, как она умерла. Мы обязаны были выдержать все стойко, как солдаты, ради семейной чести. И я делала то, что было велено, и только сейчас я по-настоящему горевала о ней. А еще я хотела бы, чтобы кто-нибудь такой же добрый, как Паола, утешил бы меня своей любовью. Так я плакала, пока не уснула.

На следующее утро я проснулась под звуки деревенской идиллии: крик петуха, хор щебечущих птиц на рассвете. Солнечный свет пробивался сквозь решетчатые жалюзи. Я встала, чувствуя себя на удивление бодрой и свежей, но, взглянув в зеркало, пришла в ужас от опухшего, помятого лица, которое смотрело на меня оттуда. Мне явно стоило принять душ, прежде чем я покажусь Паоле на глаза.

Я потянула за ручку душа. Вода полилась тоненькой струйкой, а потом и вовсе иссякла. Я решила, что делаю что-то неправильно с этим адским механизмом, и попыталась повернуть ручку в другую сторону. Но что бы я ни делала, вода так и не появилась.

Разочарованная, я надела вчерашнюю одежду, причесала волосы и пошла осматривать колодец. Может, это насос почему-то перестал работать? Колодец представлял собой деревянный короб, крышку которого подпирал большой камень. Я спихнула камень и попыталась поднять крышку. К сожалению, она оказалась слишком тяжелой, чтобы ее можно было поднять в одиночку, по крайней мере, мне это не удалось.

Я пыталась снова и снова, а затем сдалась и, признав свое поражение, пошла на ферму. Я спрашивала себя, не спит ли Паола в такую рань, но, подойдя к кухне, услышала ее пение. Через открытое окно я смотрела, как она замешивает тесто на столе. Такая теплая и утешительная сцена! Я постучала в заднюю дверь, чтобы она не испугалась, затем вошла. Она повернулась ко мне, приветствуя мое появление широкой улыбкой.

— О, деточка моя, ты встала вместе с солнцем. Хорошо выспалась?

Если она и заметила, что я выгляжу не лучшим образом, то не подала вида.

— Извините, что беспокою вас, — сказала я, — но с душем проблемы. Там нет воды. Я покрутила ручку туда-сюда, но ничего не вышло. Я хотела посмотреть, не в насосе ли дело, но не смогла поднять крышку колодца в одиночку.

Она была озадачена:

— Это странно. Может, с насосом в колодце что-то и не так, но я же проверяла его пару дней назад, и он отлично работал. Пойдем посмотрим.