Золотой ребенок Тосканы

Боуэн Риз

Блеклое солнце лениво карабкалось все выше в небо. День тянулся и тянулся. Наконец солнце склонилось к закату, а она так и не пришла. Хьюго боролся с разочарованием. Она просто не смела прийти в воскресенье. Он уже понял это. Может быть, она умудрится улизнуть в темноте, хотя ему не нравилась мысль о том, что она будет идти в одиночестве через оливковые рощи, когда в округе бродят немцы, партизаны или бандиты. Он зажег было свечу, но быстро задул ее, боясь потратить впустую. Он лежал без сна, слушая звуки ночи — крик совы, вздохи ветра. «Она уже ни за что не придет», — сказал

он себе. И зародилась тревога. А вдруг с ней что-то случилось? Вдруг кто-то увидел, куда она ходит через оливковые рощи, и выдал ее… Он пытался отогнать дурные мысли, но они неотступно преследовали его.

Должно быть, он погрузился в сон, потому что очнулся от резкого звука рядом и рефлекторно потянулся к своему оружию.

— Это всего лишь я, Уго, — раздался нежный голос. — Не бойся.

И он смотрел, как ее фонарь, качаясь, плывет к нему. София поставила фонарь на скамейку и опустилась на колени рядом с ним, ее лицо сияло от радости в свете свечи.

— Ты не спишь и даже садишься. Это чудесно. Я так волновалась! Каждый раз, возвращаясь, я ожидала, что найду тебя мертвым. Но я вверила тебя заботам святой Риты.

— Святая Рита? Кто она такая?

— Покровительница раненых.

— Это она на образе, который ты привязала к моему запястью?

— Конечно. Она ведь помогла тебе?

— Я чувствую себя намного лучше, — сказал он. — Лихорадка прошла, и рана начинает заживать. Я перед тобой в неоплатном долгу, София. Ты окружила меня такой заботой. Даже переодела, как малыша.

Она улыбнулась:

— Я не могла оставить тебя лежать здесь в таком состоянии. Я забрала твою одежду и постирала ее. Верну в следующий раз.

— А вещи, которые на мне сейчас, принадлежат Гвидо?

— Конечно. Его тут нет, и носить их все равно некому. Все лучше, чем ждать, когда до них моль доберется.

Он взял ее за руку.

— Я сделаю для тебя все, что смогу, обещаю. Когда я вернусь домой, я пошлю вам денег на новую, хорошую одежду, из отличной мягкой шерсти.

— Давай не будем говорить об этом, — попросила она. — Кто знает, что принесет завтрашний день? Ничего хорошего я не жду. Но поесть все равно надо. Я принесла тебе суп. Ты, должно быть, голоден.

Она развернула полотенце, достала миску, и он с нетерпением взялся за ложку. Правда, суп был не особо сытным: пара капустных листьев, морковка, немного бобов. Как будто читая его мысли, она посетовала:

— Знаю, суп не слишком наваристый. У нас уже несколько дней не было мяса. Но он хотя бы горячий.

— Ты и так слишком добра, делишься со мной последним, что у вас есть.

Она отвернулась, а потом грустно произнесла:

— Не знаю, когда смогу прийти к тебе снова. Немцы были сегодня в нашей деревне. Ты слышал колокольный звон?

— Я думал, что это в честь воскресенья.

— Нет, в каждой деревне звонят в колокол, когда приближаются немцы. Так молодые люди в деревнях узнают, что пора бежать в лес, а молодые женщины прячутся где только могут. Я весь день просидела на чердаке в старом гардеробе. — Она запнулась, ее виноватый взгляд умолял его о понимании. — Эти люди — звери, Уго, — сказала она. — Война

превратила их в животных. Мы, женщины, боимся за нашу честь каждый раз, когда они приближаются. Однажды они схватили дочь пекаря — пятнадцатилетнюю девочку — и надругались над ней один за другим. С тех пор она так и не оправилась. Ее разум не выдержал такого кошмара.

— Это ужасно. Мне очень жаль. Уверяю тебя, что британские солдаты не будут вести себя подобным образом.

— Кто знает? — Она пожала плечами так выразительно, как умеют только итальянцы. — Ведь и немецкие парни в большинстве своем дома были примерными мальчиками. Помогали семье в поле, работали в банках, приглашали девушек на танцы. Но война все меняет, ломает людей.

— Немцы еще там?

Она покачала головой:

— Нет, слава всем святым. Они пришли посмотреть, не подойдет ли наша деревня им для зимовки. Их армия окопалась для обороны к северу отсюда, и они ищут места, откуда им будет удобнее прикрывать дороги с юга, откуда наступают союзники. Одна радость, что из нашей деревни они ничего не смогли толком разглядеть, и. поскольку взять с нас было нечего, они убрались. Хотя нет. Они забрали у мэра оставшихся кур… Пусть их души горят в аду.

Внезапный порыв ветра заставил мерцать свечу в ее фонаре, и тени на стенах заплясали.

— Значит, ты в относительной безопасности?

— Пока непонятно. Мы надеемся, что они получат весть о наступлении союзников, сбегут в Германию и оставят нас в покое. Но говорят, что союзники отложат наступление до весны. Начнутся снегопады, и дороги в горах станут непроходимыми.

— Значит, я тоже окажусь здесь в ловушке до весны?

— У нас редко бывает снег. И наши холмы не такие уж высокие. Но вот между нами и побережьем горы очень высокие. Может быть, когда твоя нога заживет, мы сможем найти какой-нибудь способ переправить тебя на юг. У нас нет ни машин, ни бензина, но у фермеров есть повозки, в них обычно возят на рынок то, что удалось вырастить.

— А что тут выращивают зимой? — спросил он.

— Разные корнеплоды: репу, картошку, а также цветную капусту и белокочанную тоже, хотя немцы вечно забирают себе всю нашу капусту, любят они ее почему-то. Я посадила на своем маленьком участке репу да пастернак — скоро придет пора снимать урожай.

— Это хорошо. А есть ли успехи в поиске грибов?

Она вздохнула:

— Боюсь, я больше не смогу этим прикрываться. Я собрала все, что только удалось найти, но больше они не растут. Поэтому мне придется сбегать посреди ночи, как сегодня.

— Я уже чувствую себя лучше. Так что, София, не нужно приходить так часто. Если бы ты могла приходить хотя бы иногда и приносить мне немножко еды, я бы продержался.

— Не глупи. Как ты поправишься и наберешься сил, если не будешь нормально есть? Сейчас новолуние. Но потом будет проще ходить без фонаря, а я ношу темную одежду. Никто не увидит меня, не волнуйся.

— А сколько сейчас времени?

— Второй час. Я не могла уйти, пока не удостоверилась, что все немцы убрались. Они нашли несколько бутылок вина в подвале мэра и сидели допоздна, орали свои дурацкие песни.