Золотой ребенок Тосканы

Боуэн Риз

Я не разобрала всех слов, но понимание забрезжило, когда Паола произнесла:

— Я не собираюсь никуда уезжать, но эта молодая леди вскоре должна будет вернуться на родину. Ни к чему задерживать ее расследованием убийства, о котором она ничего не знает.

— Разберемся, когда увидим результаты допросов, — сказал толстяк. — Пока она останется здесь. Вам понятно?

Я кивнула. Подумав о предстоящем мне испытании, я совсем пала духом. Мужчины, сидящие в тот вечер за столом, несомненно, будут допрошены. Они могут сказать, что Джанни хотел проводить

меня домой, но я отказалась, или что Джанни флиртовал со мной… Я отчетливо понимала, что даже на таких шатких данных при известной степени воображения реально построить несколько версий. А может, они просто воспользовались случаем увязать убийство с присутствием постороннего человека? Я почувствовала себя нехорошо.

А вот Паола, похоже, совсем не волновалась.

— Я оставлю вас, парни, заниматься вашими делами, надеюсь, вы заберете тело этого человека с моей земли, — сказала она. — А колодцем, я думаю, сейчас лучше не пользоваться, вода там грязная. Бедная синьорина Лэнгли вряд ли захочет принимать душ, пока не спустят эту воду. Приходи к нам, моя дорогая. У нас водопроводная вода, и ты сможешь полежать в ванне в свое удовольствие. — С этими словами она крепко обняла меня за плечи и увела с места преступления.

— Не позволяй им сбивать себя с толку, — велела Паола, закрывая за нами входную дверь. — С них станется запугивать людей. Они не местные. Карабинеры — это просто жандармерия, туда вечно набирают всяких неотесанных хамов. Многие из них родом с Сицилии, а мы знаем, что за люди там живут, не так ли? Бандиты. Мафиози. Но закон не позволяет им расследовать тяжкие преступления. К счастью, к нам, скорее всего, отправят старшего инспектора из Лукки, и все кончится хорошо. Но сначала дай я налью тебе кофе, и не мешает тебе хорошенько позавтракать, а там уж и ванну примешь.

Анджелина с ребенком на руках стояла в дверях кухни, наблюдая за происходящим издали. Когда девочка начала плакать, Анджелина принялась ее укачивать.

— Мама, эти ужасные люди еще не ушли? — спросила она. — Это правда, что кого-то убили? Мне не хотелось подходить ближе, от страха можно и молоко потерять, и тогда Марселлу нечем будет кормить.

— Это правда, миа кара, — ответила Паола. — Бедняга Джанни лишился жизни.

— А, Джанни… — Анджелина задумчиво кивнула, положив головку дочери на плечо и похлопав малышку по спинке. — Не сказала бы, что это полная неожиданность для нас, да?

— Всегда шокирует, когда кто-то умирает раньше срока, — сказала Паола. — Иди уложи малютку и будем завтракать. Наша бедная молодая леди дрожит, как будто на морозе постояла. — Она усадила меня за стол, словно я была беспомощным ребенком, поставила передо мной чашку кофе с молоком, хлеб, варенье и сыр. — Ешь. Тебе полегчает.

Я ощущала, что мой желудок скрутился узлом, и подумала, что не смогу проглотить ни кусочка, но Паола стояла над душой, и под ее взглядом мне пришлось сделать несколько глотков горячего кофе, а затем намазать абрикосовым джемом кусочек хлеба.

Хлеб явно был испечен этим

утром. Он был еще теплым, а сливочное масло и свежий абрикосовый джем сочетались между собой так идеально, что я чуть не застонала от удовольствия. Какое ощущение, какие вкусы! Кто бы мог подумать, что хлеб и варенье могут оказать такой эффект! Так что я взяла еще ломтик хлеба, затем кусочек острого сыра и спустя совсем недолгое время снова почувствовала себя человеком, притом достаточно сильным, чтобы справиться даже с самым хамоватым карабинером.

Анджелина пришла, чтобы посидеть с нами, отрезала себе большой кусок хлеба и щедро намазала его сливочным маслом.

— Почему ты сказала, что тебя не шокировала смерть Джанни? — спросила я ее.

Она пожала плечами:

— Говорили, что Джанни занимался темными делишками. Не совсем законными. Может быть, сигареты возил с корабля, который приходит на побережье. Что-то в таком духе.

— Мы этого не знаем, — вмешалась Паола. — Это все слухи. В городе его и впрямь недолюбливали и не доверяли ему. А потом вся эта затея с прессом для оливок…

— Он хотел сброситься с другими, чтобы построить свой оливковый пресс, верно? — спросила я.

Она кивнула.

— И если бы такое случилось, Козимо точно бы не обрадовался. Но ничего бы у Джанни не вышло. Другие парни не захотели бы рисковать, бросая вызов Козимо. Думаю, что Джанни поплатился не за это.

Я пыталась понять сказанное, и не столько сами слова, сколько их значение. Что Джанни занимался делами, которые были не совсем законными. И что сбросить кого-то в колодец, чтобы утопить, — это типичный почерк гангстеров, желающих преподать кому-то урок. Но он также осмелился пойти против Козимо. Я вспомнила мужественное лицо последнего, силу, отраженную в его чертах, и какими холодными были его глаза, когда он, уставившись на меня, рубанул: «Я думаю, ты немка». Нет, не хотела бы я его разозлить.

Но у него был инсульт, который частично парализовал его, и, разумеется, сам он не смог бы поднять тяжеленную крышку колодца и перевалить в него тело. Но можно было поспорить, что у такого влиятельного человека, как Козимо, наверняка найдутся прихвостни, готовые безропотно выполнить любой приказ. И у него есть приемный сын, здоровый и крепкий. И мне не стоит об этом забывать.

— Завтра суббота, — сказала Паола. — Базарный день в Сан-Сальваторе. Вы обе поможете мне собрать все овощи и фрукты, которые созрели и которые можно будет завтра отвезти на рынок.

— Разве нам не нужно будет идти в полицейский участок подписывать бумаги? — спросила я.

— Ерунда. Подождут. — Паола выразила свое отношение презрительным жестом. — Мы знать не знаем, что там Джанни мог натворить, чтобы упокоиться во цвете лет. Нам полезнее будет заняться чем-нибудь, а что лучше утешает и успокаивает душу, чем работа среди божьего творения? — Она положила руку мне на плечо. — Давайте займемся делом прямо сейчас, пока солнце не начало палить, а потом и ванну принимать будет приятнее.