Золотой век
Шрифт:
— Земля, ваше сиятельство, наша кормилица, она много милостивее людей! — промолвил Емелька Пугачев.
— Довольно, я не хочу с злодеем говорить… Уведите его!
Пугачева увели и посадили в каменный подвал, заковали его в цепи с железным обручем около поясницы; один конец цепи был прикован к этому обручу, а другой привинчен к стене.
По прошествии нескольких дней самозванца под сильным конвоем отправили в Москву, где ждало его возмездие за злодеяния, которые он делал.
Была зима, морозная, лютая.
Пугачева
На самозванце были надеты тяжелые оковы. Солдаты кормили его из своих рук.
Капитан гвардии Галахов и капитан Швейковский сопровождали его.
Народ толпами встречал и провожал Пугачева.
В толпах народа были и ребятишки.
Солдаты, показывая им рукой на самозванца, говорили:
— Помните, детки, что вы видели Пугачева!..
А Пугачев, в продолжение всей дальней дороги от Симбирска до Москвы, был спокоен, весел и говорлив.
Он надеялся на помилование.
Везли Пугачева не спеша.
Вот и Москва златоглавая.
Несмотря на лютый мороз, народ валом валит к той заставе, через которую повезут Емельку Пугачева.
Все спешат взглянуть на злодея, который в страхе и ужасе несколько месяцев держал почти всю Русь православную.
Дома остались только стар и мал.
Радовались поимке злодея, а были и такие, которые сожалели о Пугачеве и ждали его в Москву не в оковах под стражей, а с большою силой мятежников.
— Который же это Пугач-то проклятущий, скажи на милость, добрый человек? — промолвила какая-то старуха, морщась и дрожа от холода, обращаясь к купцу в лисьем тулупе и такой же шапке.
— А вон, вон, смотри, вон везут, скованного по рукам и ногам.
— Да неужли это он? — удивилась старушонка.
— Он, он, злодей треклятый!..
— А как же говорили, что у Емельки Пугачева рожа-то песья, ну, как есть собачья?
— Мало ли что болтают… У Емельки облик человеческий, только душа у него песья, да еще хуже.
— Теперича этот самый Пугачев, хотя и крепко скован, а все же убежит, треклятый, вот помяни ты мое слово, почтенный человек, убежит!.. — говорил какой-то молодой парень, похожий на мастерового, в нагольном полушубке, обращаясь к старику чиновнику с гладко выбритым лицом…
— А за эти самые слова не хочешь ли, парень, на съезжую прогуляться?.. — строго отвечает чиновник…
— Зачем, туда мне не по пути…
— Будет по пути, как возьмут тебя, раба Божьего, да и поведут со связанными руками.
— Было бы за что…
— За то, не говори, что Пугачев убежит, не мути, не пугай народ честной; народ радуется, что злодей попался, а ты говоришь — убежит…
— И убежит, потому Емелька Пугач оборотень, — настойчиво возражает чиновнику молодой парень.
— Какой такой оборотень?
— Известно какой, самый настоящий… Разве твоя милость не разумеет?
— И то, парень, не разумею…
— Ин слушай: захочет теперича этот самый Пугачев, ударится головой оземь и станет он собака, али волк, а не то и в птицу обратится… Потому самому и оборотень называется!.. Ударится о землю
— Это бабьи выдумки!..
— Нет, не выдумки, господин честной!.. Спроси кого хочешь, всяк тебе то же скажет.
— Скажут, что ты глуп, парень.
Чиновник, не желая больше продолжать разговора, отошел от парня.
— Где он, где он, злодей, раздвиньтесь, люди добрые, дайте мне взглянуть на изверга, он двух сыновей моих замучил, ни в чем неповинных, на моих глазах повесить приказал!.. А я ушла… Меня спас Господь… А, вот он!.. Злодей, убийца, Каин проклятый… Попался… скован… не убежишь… И тебя покарал правосудный Бог!.. Лютая казнь ждет тебя, злодея… Будь ты проклят и в этой жизни и будущей!… Огонь палящий, геенна огненная ждет тебя… Кляну страшной клятвой, кляну тебя, убийцу моих милых сыновей!.. — со стоном, громко выкрикивала высокая, худая старуха, с бледным морщинистым лицом. Ее выразительные глаза метали искры ненависти и злобы. На ней дорогая боярская одежда. Опираясь на свой посох, старая боярыня вся дрожит. — Вся та кровь, которую ты пролил, злодей, да обрушится на твою голову и захлебнешься ты в этой крови, ирод!..
Пугачева посадили в Москве на Монетный двор и приковали его к стене.
До решения своей участи Пугачев целых два месяца находился там.
С утра до вечера густой толпой шли москвичи на Монетный двор взглянуть на Пугачева, который был страшен даже в своем бессилии.
По словам очевидцев того времени, многие женщины, при взгляде на самозванца, от его огненного взора и грозного голоса падали без чувств.
С Пугачевым были схвачены и также привезены в Москву его приближенные сообщники: Чика, Перфильев, Шагаев, Подуров и Торнов. Их посадили под строгим караулом в острог. Москвичи с нетерпением ожидали, к чему присудят Пугачева и других главарей мятежа.
Князь Платон Алексеевич Полянский, почитая своего дворового Мишуху Трубу погибшим, был немало удивлен и обрадован его неожиданным приходом.
Мы уже знаем, что его, по предписанию военной коллегии, отпустили на все четыре стороны, а Сергея Серебрякова под конвоем приказано было доставить в Питер.
Нелегко было Мишухе без копейки денег пуститься в дальнюю дорогу.
Шел он Христовым именем, а где и зарабатывал тяжелым крестьянским трудом себе кусок хлеба и ночлег.
Так он дошел до Москвы.
Бледным, исхудалым, едва волоча ноги, явился он перед своим господином.
— Михайло, ты ли?! — невольно вырвалось у князя Полянского при взгляде на своего крепостного.
— Я, ваше сиятельство!..
— Но что с тобой, ты болен?..
— Все было, ваше сиятельство, и болен был, и смерть на носу была: под деревом, с петлей на шее, последнего конца себе ожидал…
— Бедняга, тебя совсем узнать нельзя!.. Ну, рассказывай, что, как… Впрочем, ты голоден и устал… Эй, Григорий Наумович! — позвал князь своего старого камердинера.