Золотой век
Шрифт:
Тогда князь Платон Алексеевич волей-неволей должен было обратиться с просьбой к фавориту императрицы — всесильному Потемкину.
Тщеславный и самолюбивый Потемкин несказанно обрадовался, когда родовитый князь и притом отец княжны Наташи обратился к нему с просьбою.
— Все, что зависит от меня, князь, конечно, будет сделано в пользу того офицера, за которого вы ходатайствуете… Из моего глубокого уважения к вам я буду просить императрицу, но все же, князь, мне хотелось узнать, какое
— Разве это нужно?
— Я… я просил бы вас, князь!.. Но если это тайна, то…
— Какая тут тайна: он жених моей дочери…
— Как?! Офицер Серебряков, замешанный в Пугачевском деле, притом нарушитель воли императрицы, который сидит теперь в каземате крепости… И вы, князь, называете его женихом княжны Натальи Платоновны, вы шутите?..
— Нисколько не шучу, Григорий Александрович, даже скажу вам откровенно, мне и самому не по нарву такой зятек, да что поделаешь, выбор дочери, ее желание.
— Вот что… стало быть, княжна Наталья Платоновна…
— Влюблена в Серебрякова, о другом женихе и слышать не хочет!..
— Странно, родовитая княжна-красавица — и арестант-офицер!.. Какая громадная противоположность.
— Называть Серебрякова арестантом, генерал, вам не след… Это название он терпит так же напрасно, как и другие несчастия, обрушившиеся на его голову!.. Повторяю вам, Серебряков не виновен ни в одном из тех преступлений, которые на него возводят! — проговорил князь Платон Алексеевич и резко добавил:
— Вы можете не верить моим словам, можете не принимать участия в Серебрякове, но так же при мне не должны отзываться о нем в таком пренебрежительном тоне, хоть из уважения ко мне, потому что Серебряков жених моей дочери!..
— Вы, кажется, князь, обиделись на меня, прошу извинить, если мои слова показались вам обидными… Но верьте, князь, мое глубокое уважение к вам и вашему дому вынуждает меня вступиться за того офицера, которого вашей дочери угодно было выбрать себе в женихи… И опять повторяю, что все то, что от меня зависит, я сделаю в его пользу…
Князь Полянский успокоенным и обнадеженным покинул Потемкина.
А тот, проводивши князя, громко с досадой проговорил:
— О, как бы я желал быть на месте этого офицера и с удовольствием бы свой кабинет на время променял на каземат Шлиссельбургской крепости… Любовь княжны вознаградит за все!..
Княжна Наташа решила сама переговорить с Потемкиным и попросить его за Сергея Серебрякова.
Ей хорошо было известно, что участь ее возлюбленного зависит всецело от фаворита императрицы.
Для этого княжне представился удобный случай.
Как-то
Самого князя в то время не было дома… Он уехал с княжной Ириной Алексеевной в Александро-Невскую лавру; княжна Наташа оставалась одна дома и была в большой нерешимости: принять ли ей Потемкина или нет.
— Надо принять, может, мне удастся сделать что-нибудь для Сергея Дмитриевича, — решила княжна.
— Папа и тетя уехали в лавру, и я одна домовничаю! — с милой улыбкой проговорила Наташа, встречая в дверях всесильного Потемкина.
— Княжна, вы так добры, вы доставляете мне удовольствие видеть вас, говорить с вами; может, вы не желали принять меня, княжна, то скажите, и я сейчас же…
— Зачем вы так говорите, Григорий Александрович. Если бы я вас не захотела принять, то и не приняла бы… Напротив, я рада вашему приезду.
— Рады? О, я безмерно счастлив, княжна! Ваши милые слова подают мне надежду…
— Какую?
— Что вы не будете со мной так строги, княжна!
— А вы, Григорий Александрович, находите, что я с вами строга?
— Не всегда, но бывает… Кстати, княжна, почему вы вчера не были на придворном балу?
— У меня болела голова.
— Императрица заметила ваше отсутствие, княжна.
— О, я так благодарна ее величеству!..
— Я сегодня же скажу императрице причину вашего отсутствия.
— Я вам буду благодарна, Григорий Александрович.
— Смотрите на меня, княжна, как на вашего покорнейшего слугу, всегда готового жертвовать вам даже… даже… своею жизнью!.. — страстно проговорил Потемкин, приготовляясь пасть на колени перед княжной и признаться ей в своей любви.
Княжна не могла не заметить этого. Это было ей неприятно, и, чтобы скрыть свою досаду, она, улыбаясь, промолвила:
— Удивляюсь я на вас, Григорий Александрович, как вы дешево цените свою жизнь!..
— Повторяю вам, княжна, что я готов жертвовать…
— Довольно, Григорий Александрович… Я не требую от вас никаких жертв, но все же хочу воспользоваться вашею добротой и обратиться к вам с просьбой…
— Ко мне с просьбой, княжна?!. Приказывайте…
— Не приказываю, но прошу.
— Я обещаю вам выполнить все!..
— Даете слово, Григорий Александрович?
— Да, княжна, клятвенно!
— Вам уже папа говорил про офицера Серебрякова, просил за него, ведь так?
— Да… да… припоминаю… Ну, и что же, княжна?
— Я тоже хочу быть за него просительницей.
— Вот что, — сквозь зубы процедил Потемкин, и на его лице выразилось неудовольствие и досада.
— Вы дали мне слово, генерал.
— Что же я должен сделать для офицера, которым вы так интересуетесь, княжна?