Золотой век
Шрифт:
— Что приказать изволите, ваше сиятельство? — с низким поклоном спросил вошедший камердинер.
— Позаботься о своем племяннике: он голоден и устал!..
— Ну, пойдем, что ли, ишь, как тебя отделали!.. И не признаешь, ровно не Мишка Труба, право! — в словах камердинера слышалось участие.
— Отделали, дядя, не один год унесли жизни, — болезненно промолвил Мишуха Труба.
— Ну, пойдем, пойдем, поправишься!
В тот же день, вечером, князь Платон Алексеевич позвал к
— Ну, Мишуха, сказывай все по порядку. Теперь ведь ты говорить можешь, отдохнул… Так?
— Так точно, ваше сиятельство!
— Ну, рассказывай про Серебрякова, жив ли он?
— Жив, ваше сиятельство!
— Что же ты его с собою не привел?
— Нельзя было, ваше сиятельство! Офицера Серебрякова увезли под конвоем в Питер.
— Возможно ли? За что? — меняясь в лице, воскликнул князь Полянский.
— За соучастие с Пугачевым, ваще сиятельство! Солдаты увезли господина офицера… Если дозволите, я все по порядку рассказу…
— Рассказывай, рассказывай! Несчастие одно за другим на бедного Серебрякова!
— Истинную правду изволили сказать, ваше сиятельство, несчастнее господина офицера, кажись, и человека на свете нет!
— Ну, говори же, я слушаю!
Мишуха Труба подробно рассказал своему господину все то, что он знал про Сергея Серебрякова, рассказал, как они бежали и как снова попали в Казани в руки Пугачева, как Пугачев хотел их повесить и как отряд гусар Михельсона помешал этому злодеянию.
— У обоих нас, ваше сиятельство, петли на шее были и жизнь на волоске висела… Оба мы, приготовляясь умереть от лютой казни, предсмертные молитвы читали! И вдруг Господь послал нам спасение, гусары почти из петли вынули, ваше сиятельство! Тут полковник Михельсон допросы нам стал чинить, признал нас за соучастников Пугачева и обоих отдал под караул… Немало времени мы сидели под арестом… Меня отпустили на все четыре стороны, а господина Серебрякова в Питер с солдатами отправили… — такими словами закончил Мишуха Труба свой рассказ.
Этот рассказ произвел сильное впечатление на князя Платона Алексеевича.
В несчастье Серебрякова он винил себя одного.
«Всему я виновен и должно мне быть ответчиком перед Серебряковым. Надо во что бы то ни стало спасти его. Не мешкая я поеду в Питер, стану просить за него. Я докажу его невиновность… Если надо будет, саму государыню буду просить… Ну, и заварил же я кашу»…
Князь отдал приказание своим крепостным готовиться в дорогу.
Прежде своего отъезда он решил переговорить с княжной Наташей относительно своей поездки в Петербург.
— Наташа, на днях я еду в Петербург и знаешь зачем?
— В Петербург? Зачем? — удивилась княжна.
—
— Жениха?.. Я… я не понимаю, про кого вы говорите, папа?..
— Про Серебрякова.
— Как, разве он… — молодая девушка не договорила и побледнела.
— Будь тверда, дитя мое, и не волнуйся. Серебрякова обвиняют в страшном преступлении, в соучастии с Пугачевым.
— Возможно ли… Боже!.. Сергей Дмитриевич — соучастник Пугачева! — горькие слезы мешали княжне говорить.
— Успокойся, Наташа… Я вступлюсь за Серебрякова… Я должен это сделать… Тут какое-нибудь недоразумение.
— Папа, я поеду с вами в Петербург, — твердым голосом проговорила княжна Наталья Платоновна.
— Ты, зачем?..
— Я поеду, папа, я должна это сделать…
— Пожалуй, поедем, только едва ли Серебрякову от твоего присутствия в Петербурге легче будет.
— Папа, Сергей Дмитриевич теперь нуждается в нашем участии. Исполняя ваше желание, я… я не признаю его за своего жениха, хоть это тяжело и больно мне, но вам не угодно и из вашего повиновения я не выйду, но любить его, жалеть и плакать о его горькой участи, запретить это не в вашей власти, — почтительно, но твердо промолвила княжна.
— Напрасно ты меня упрекаешь, это было прежде, но теперь я, кажется, сказал, что ты вольна располагать собой, и если нам удастся выгородить Серебрякова, то есть доказать его невиновность, хотя я заранее знаю, что он не виновен, — русский офицер никогда не может быть сообщником злодея, повторяю, если он будет оправдан, то… то…
— Папа, оставим говорить про то, что будет. Я, в свою очередь, повторяю вам, милый папа, что из вашего повиновения я не выйду.
— Знаю, ты добрая, послушная дочь.
— Так вы позволите, папа, и мне собираться в дорогу?
— Да, да, собирайся… Скажи о том и тетке, она, наверное, от нас не отстанет и с тобою не расстанется! — Говоря эти слова, князь Платон Алексеевич был прав.
Княжна Ирина Алексеевна, несмотря на свою болезнь, не решилась расстаться с своей племянницей хотя и на короткое время и стала собираться в Петербург.
Спустя дня три после описанного из ворот княжеского дома выехала дорожная карета, запряженная в шесть лошадей.
В карете сидел князь Полянский с княжнами. Позади кареты выехал дорожный возок. В возке сидел камердинер княжеский, Григорий Наумович, с своим племянником Мишухой Трубой, который, несмотря на то что в благодарность от князя получил вольную, а также и денежную награду, не оставил князя и по-прежнему продолжал ему служить.
Князь назначил его своим вторым камердинером.