Зов Оз-моры
Шрифт:
– Неужто дед Офтай не приютит на ночь? – засмеялась Варвара.
– Ну, коли вы так решили… – пожал плечами Василий.
Сани тронулись на рассвете. Когда они миновали Водяные ворота Тамбова, Варвара упросила Василия остановиться на берегу Цны и долго вглядывалась в её ледяной покров. Он уже пучился горбами, а между его краем и урезом берега плескалась вода.
– Закраины в человеческий рост, – сказал ей Василий. – Никак ты туда не зайдёшь.
– А ежели бревно положить? – не унималась Варвара.
– Не ходи на лёд. Он уже рыхлый. Не заметишь, как провалишься. Поехали!
Санный след до Вирь-ати был плотно утрамбован. Шёл он то по лесу, то по полям, с которых только-только начал сходить снег. Солнечный свет, отражаясь от утреннего наста, слепил глаза. Как и рассчитывал Василий, повозка добралась до деревни к полудню. Сожжённых домов там уже не было видно: местные жители очистили пожарище от обугленных брёвен и возвели новые срубы.
Сани остановились возле избы Офтая. Варвара соскочила на снег и, пройдя через заваленный котлами, треногами и прочей ритуальной утварью двор, постучала в дверь.
– Толганя! – радостно воскликнул старик. – Иди в избу, красавица!
Он обнял подошедшую к нему Варвару.
– Зови гостей в дом. А кто это с вами? – спросил инь-атя, указав на Василия.
– Моего мужа начальник и товарищ по торговым делам. Василием его зовут, – ответила Варвара.
– Опять христианин… – поджал губы Офтай.
– А кем же ещё быть русскому стрельцу, по-твоему? – засмеялась Варвара.
– Входите, входите! В избе поговорим, – сказал старик. – Я как раз с утра пачат напёк.
Он поставил перед гостями пшённые блины и горшочек с мёдом.
– Значит, ты теперь стрелецкая жена? – обратился он к Варваре. – А я-то думал, вернёшься сюда и оз-авой станешь.
– Многие люди тут настроены против меня. Дом наш сожгли…
– Возмутились они, когда ты Кафтася убила… но сейчас тоскуют по тебе. Простили давно уже.
– Значит, не нашли вы оз-аву?
– На керемети Нуянза поёт, да только боги её не слышат. Случись засуха или наводнение, как к ним обращаться? А ежели ясак увеличат, кто нас защитит? Отвернулись боги от деревни. Даже Мекше-ава, и та нас забыла.
– Выходит, вы ясак белому оцзору теперь платите?
– Как же иначе? Рузы нашли нас, переписали… – вздохнул Офтай. – И сразу же податями обложили. У царёвой казны брюхо бездонное. Давай-давай, а давать нечего.
Варвара намазала мёдом три блина – себе, Денису и Василию.
– Добрый медок! – сказала она. – Почему ж говоришь, что Мекше-ава от вас отвернулась?
Выражение лица деревенского
– Не стало у нас мёда, – ответил он. – Попотчевать тебя он всегда найдётся, а вот на продажу его нет. Ни в Вирь-ате, ни в соседних деревнях.
– Что же так, Офтай?
– Саранча налетела, вот и не стало бортей. Двуногая саранча.
– Неужели татары?
– Если бы… Рузы! Казаки из Шацка. Порубили бортевые липы, раскололи нешкопари, забрали мёд и уехали.
– Рузы? Сторожевые казаки? Быть того не может!
– Может, Толганя!
– А вы жаловались?
– Кому? Рузам на рузов? – желчно засмеялся Офтай. – Казаки хуже татар и ногайцев оказались. Те борти не грабили, только девок в полон забирали. Хочешь, поезжай да сама посмотри. Увидишь много срубленных лип. И, здесь, и в окрестных угожьях тоже. По Челновой вплоть до Лашмы-реки.
– Там моя Лайме стояла. В устье Лашмы как раз… – вздохнула Варвара.
– Вот что Офтай говорит, – она перевела взгляд на Поротую Ноздрю. – Тут грабёж учинили казаки из Шацка. Колоды разбили, липы порубили, мёд собрали и увезли.
Глаза у Василия расширились, взгляд забегал быстрее обычного. Варвара поняла, что он обдумывает, как поступить.
– Посмотреть бы борти, – наконец, сказал Поротая Ноздря. – Доложу в Тонбов.
– Покажешь дорогу? – спросила Варвара Офтая. – Стрелецкий пятидесятник остановит грабёж.
– Как? – рассмеялся инь-атя. – Приведёт стрельцов, и они разграбят то, что уцелело?
– Не доверяет он вам, – шепнула Варвара Поротой Ноздре.
– Скажи ему, что с осени тут за порядок отвечает тонбовский воевода, – ответил Василий. – Тати из Шацка убыток царёвой казне нанесли. Боборыкин такое не потерпит, отвадит их мёд воровать. При Иване-царе за поруб бортей головы отсекали. Ныне времена не такие лютые, но мало казакам не покажется. Пусть дед садится в наши сани и везёт меня к порубленным деревьям.
Варвара перевела Офтаю его слова. Тот, хоть и с выражением недоверия на лице, оделся и пошёл к повозке.
Конь медленно двинулся по угожью, обходя стволы корабельных сосен и кусты орешника. Вскоре бор сменился лиственным редколесьем.
– Вага! Ватт![3] – крикнул Офтай.
– Вот оно, разорённое угожье! – сказала Варвара мужу и Василию.
Те соскочили с саней и начали рассматривать бортные липы. В стволах зияли длинные прямоугольные дупла: должеи были выбиты и не вставлены назад. Внутри ещё оставались куски сот. Рядом с деревьями валялись разбитые колоды-нешкопари.