Зоя. Том второй
Шрифт:
– Имеются, – кивнул Янек.
И ему стало так хорошо на душе от одной мысли, что он теперь не Шагит Умаров, а самый настоящий Янек, такой, каким назвали его родители.
Под тулупом копошился маленький сын. Не отставая от взрослых, не бросая руку Янека, шла Катя.
И Янеку вдруг пришла в голову мысль, что эти дети стали его спасением. Их мать дала вторую жизнь ему, Янеку Левандовски. А теперь ему ради своей жизни нужно заботиться о сыне и Кате.
Станционный смотритель жил в небольшом домике. Его жена Матрёна встретила
– Кушай, я сам покормлю.
Для ночлега Янеку и детям выделили место на полу возле тёплой печной стены.
– Какие дети у тебя хорошие, спокойные, – сказала Матрёна. – Устали ангелочки.
Янеку не спалось, он укрыл детей, присел за стол. Матрёна села рядом. Григорий Михайлович сразу после ужина лёг спать, он иногда похрапывал и что-то бормотал.
– Устаёт он, – горестно пожаловалась Матрёна, – выматывается весь, работает за двоих. Вот сегодня на удивление домой пришёл, спасибо тебе, сынок, за то, что встретился на его пути.
Я на него посмотрела хотя бы. Да и поспит немного. А то и живёт там на своей станции. То одно, то другое. Я даже иногда не знаю, жив он или нет.
Мне ходить туда тяжело, да и страшно оставлять дом. Как поезда отменяют, так тут воруют безбожно. У меня-то и брать нечего. Врывались несколько раз, да я их ружьём распугала. Люди бедные мечутся, места своего не могут найти. А как так получается, сынок?
Земля-то у нас ого какая! А они всё едут куда-то, едут… И зачем эти поезда? Одни проблемы от них. Вот и потерялись люди. Оторвались от своих мест, и несёт их судьба по рельсам этим треклятым. А сам-то ты куда направляешься? Зима-то нынешняя суровая, кровавая. Чего тебе дома не сиделось?
– Домой еду, – ответил Янек. – Вот как вы говорите, оторвался от своего места, а теперь хочу обратно, навсегда.
Утром Янек засобирался было на станцию, но в дом влетел запыхавшийся Григорий Михайлович и сказал, что поезда и сегодня не будет.
Янек расстроился.
– Да чего лица на тебе нет? – спросила Матрёна. – Придёт твой поезд, успеешь ещё уехать. Ты вон лучше детей покорми, пока горячее всё.
Матрёна вышла из дома, вернулась со стеклянной бутылью причудливой формы.
Налила из неё в кружку, подала Янеку:
– На, остынь.
Янек понюхал содержимое и сказал:
– Спасибо, не пью я такое.
Матрёна обидчиво поджала губы.
– Где ж ты такое найдёшь сейчас? Ну хоть попробуй, оценишь.
Янек покачал головой.
– Не буду, спасибо, я не смогу оценить.
Матрёна аккуратно с кружки слила обратно в бутыль. Поставила в углу.
– Ну и ладно, может ещё и передумаешь.
Она поставила на стол кастрюлю с кашей. Открыла крышку. Ароматная пшёнка разнесла аппетитные струйки пара по всей комнате. К Янеку тотчас подполз сын, забрался на руки.
Матрёна
– А дочка-то чего не идёт? – спросила она.
Катя сидела на лежанке, прислонившись к тёплой печной стене, теребила свою куклу.
Янек посадил сына на стул. Подсел к Кате. Прижал к себе. Девочка не сопротивлялась.
Янек слышал, как бьётся её сердечко, как дрожит она в его объятиях.
– Ничего не бойся, – шепнул ей Янек. – Я всегда буду рядом.
Подхватил её на руки, усадил за стол.
Дети поели и отправились на лежанку. Янек вызвался помочь Матрёне с дровами. Расколол крупные пеньки для растопки. Затащил в дом несколько вязанок.
– А девочка у тебя немая что ли? Ни слова от неё не услышала.
Янек не стал ничего объяснять. А Матрёна уже сама дальше додумала:
– Ох, тяжело с немым ребёнком. Услышит – и ничего не расскажет. А может, оно и к лучшему. Дети спокойные, смотреть за ними не надо, вот и подсоби мне в хозяйстве. А то не могу я на руки смотреть, которые бесполезно болтаются. Лишний раз любого прошу помочь.
Янеку было не привыкать. Натруженные руки ещё помнили строительство железной дороги. Перетаскивание бочек с места на место и примёрзших друг к другу брёвен для курятника не смогли вызвать в теле Янека усталость.
Матрёна вроде и была всё время рядом, командовала, показывала куда и что поставить. Причитала, что помощника нет у неё, что сын на войну ушёл и весточки никакой, но успела приготовить ужин.
Вот так за помощью Матрёне быстро прошёл короткий зимний день.
Когда Янек вошёл в дом, она опять налила из причудливой бутылки в кружку.
– Ну теперь-то попробуешь? Кости, небось, ломит? Сколько всего ты перетаскал, мой бы и за всю жизнь не сделал этого.
– Спасибо, не буду я. Кости у меня в порядке. Работы не боятся.
Матрёна как-то встревожилась.
– Что же ты бабку не уважишь никак? – произнесла она.
Янек опять понюхал содержимое. В нос ударил острый запах чего-то резкого. Показалось, что в носу даже жигануло острым перцем. Отставил.
– Ну не могу я, не привык к такому, – ответил Янек.
– Эх, – посетовала Матрёна, – Гриня не пьёт, ты не пьёшь, может самой попробовать?
Матрёна поднесла кружку в своему рту.
Янек заметил, как она сморщилась, но пить не стала. Опять обратно слила в бутыль.
– Сколько тут до тебя было, всем понравилось, – протараторила она и вышла вместе с бутылью.
«Сколько тут до тебя было…» – прозвучало у Янека в голове каким-то странным голосом. Вспомнил, как Матрёна говорила, что никого не приводил раньше Григорий.
«Да мало ли кто мог пить? – думал Янек. – Соседи опять же».
Но тревога в сердце осталась. Показалось, что его пытаются специально чем-то напоить. Он ощупал себя. Во внутреннем кармане потрогал паспорт, в другом проверил на месте ли деньги.