Зоя. Том второй
Шрифт:
– Откуда мне знать? В тулупе только сухари да семечки. А костюм у него ладный, как по заказу сшитый.
– А ты всё на костюмы глядишь. Сколько их уже у тебя скопилось?
– Так мой Пашенька вернётся, в чём ходить будет?
– Да он за всю жизнь не износит всё это, Пашенька твой.
– Износит, будет каждый день новый надевать. Он на войне, небось, в тряпье ходит. А тут хоть на человека станет похож. Я бы мальчонку себе оставила. Уж больно маленького захотелось.
– Не дури, Матрёна, уже
Катя не спала до самого утра. Слышала, как ушёл человек, с которым ночью Матрёна разговаривала.
Утром хозяйка как ни в чём не бывало пригласила гостей к столу.
Катя наотрез отказалась есть. Она ждала, когда Матрёна уйдёт. Янек вышел вслед за Матрёной.
Катя смотрела в окно. Когда Матрёна вышла со двора, девочка начала судорожно одевать брата. Кое-как намотала на себя платки. Обулась, взяла брата на руки. Вышла на улицу, поспешила к Янеку, он посмотрел на Катю с удивлением.
– Вы зачем из дому вышли? – поинтересовался Янек. – Идите обратно.
Катя помотала головой. Протянула брата Янеку.
Тот взял сына на руки.
Присел на корточки рядом с Катей.
Её трясло.
– Дядя-я-я-я… – сказала она еле слышно. – Пойдём отсюда…
– Катюша, девочка моя золотая, куда же мы пойдём? Поезд отменили. Нам пока тут надо побыть.
– Не надо, пожалуйста, я слышала ночью, они хотят нас кому-то отдать, а с тебя, дядя, костюм снять для Пашеньки, что с войны придёт, – сказала девочка всхлипывая.
– Да чего ты придумала? – спросил Янек тревожным голосом.
– Не придумала, я ночью слышала.
Катя плакала, её мокрое лицо раскраснелось на морозе.
Янек быстро расстегнул тулуп, примотал к себе сына. Взял Катю за руку и вышел со двора.
– И куда нам идти? – сказал он. – На станцию нельзя.
Вдруг увидел, как из соседнего двора вышла женщина и направилась к нему. Янека охватила паника. Он вернулся во двор, взял топор, вышел опять.
– А ну иди сюда, – услышал Янек чей-то громкий возглас.
Из того же двора выбежал мужик, размахивая кулаком.
– Куда намылилась? Давай мне уже бутылку, дура!
Женщина ускорила шаг, поравнялась с Янеком и быстро протараторила:
– Беги, парень, беги, пока не поздно. Деток побереги. Не будет добра от этих людей, я сейчас своему бутылку дам, ты во двор ко мне зайди, там лошадь с повозкой, забирай и уезжай. Вон по той дороге. Там село за лесом, ты в нём не останавливайся, поезжай до другого. Там станция есть. Садись на любой поезд, а дальше – как Бог даст.
– Я не умею с лошадью, – забеспокоился Янек.
– Я умею, – громко произнесла Катя.
– Иду, иду, – женщина повернулась к мужу, – чего орёшь ирод? Куда в тебя столько лезет.
Как только они скрылись в доме, Янек зашёл
Подсадил Катю, забрался сам.
– Ну-у-у, пошла-а-а-а, родимая, – скомандовала Катя тоненьким голосом, словно каждый день говорила так. И лошадь послушно зашагала.
Янек до сих пор находился в каком-то непонятном состоянии. Казалось, что это длится вечность, а ведь прошло всего несколько минут.
Лошадь скакала бодро.
Повозка качалась в такт. Янек придвинулся к Кате ближе. Взял её за плечи, прижал к себе.
– Мне так неудобно, – произнесла девочка.
Янек отпустил её, вздохнул глубоко.
– Как же так? – сказал он. – Неужели добрые люди стали такими злыми? Как же ты, моя девочка, смогла это всё услышать?
– Проснулась ночью, – сказала Катя, – а они шепчутся. Я к тебе, дядя, прижалась сильно и слушала, слушала. Не спала потом.
– Что же ты меня дядей называешь, Катюша?
– А как нужно? – тихо спросила Катя.
Янек помолчал, а потом сказал дрожащим голосом:
– Называй папой…
– Я попробую, – прошептала Катя. – Ты же нас не бросишь? Тётя Оксана была хорошая, а её муж нас не любил. Всё говорил ей, что мы лишние рты, и он работать на нас не хочет. Она ругалась с ним, а потом он ушёл на войну, и я обрадовалась. Мама рассказывала мне о тебе. Говорила, что ты добрый, и чтобы я тебя ждала. Мне страшно. Там, где ты живёшь, тоже много людей?
– Много, но я вас в обиду не дам, привыкнешь, всё будет хорошо. Не бойся, я всегда буду рядом и никогда вас не брошу. Ты очень храбрая девочка, я горжусь тобой, доченька.
Янеку как-то сложно было говорить «доченька», непривычно было так обращаться к девочке, которую знал всего-то пару недель.
Но от его слов Катя расплылась в улыбке, и для Янека это дорогого стоило.
Под тулупом заплакал маленький сын, время приближалось к обеду, и Янек вдруг вспомнил, что Катя и не завтракала. Вытащил из кармана завёрнутые в салфетку сухари, протянул девочке.
Расстегнул верхние пуговицы тулупа. Освободил сына, посадил рядом с собой. Вручил и ему сухарь. А сам из внутреннего кармана вытащил деньги, взял оттуда несколько купюр, переложил в карман тулупа, остальное обратно сунул и сказал:
– Прибудем на станцию, купим пирожки.
Миновали село, в котором женщина, позволившая взять лошадь, говорила не останавливаться.
От этого села и почти половину пути до следующего за ними бежали собаки. Они лаяли так громко, что и Катя, и маленький Янек вздрагивали время от времени.
Небольшой станционный посёлок выглядел убого. Долго ехали мимо разрушенных домов. Янек смотрел на всё вокруг и не понимал, что происходит. В некоторых дворах по развалинам ходили люди, ковыряли что-то палками.