Зверь Лютый. Книга 19. Расстрижонка

Бирюк В.

Кажется, я снова вырубился.

Очнулся от холода. Сводило всё тело, лязгали зубы, под коленями... какие-то деревяшки. Очень твёрдые, болючие. Свежий воздух. Насыщенный влагой. Ритмичный плеск, покачивание. Лодка?

С меня вдруг сорвали мешок. Резко стало светло. Просто ударило по глазам. Больно. Ошеломительно. И - холод от мокрой одежды. Такой, что стучащие зубы не остановить.

– - Ты кто?

Голос мужской. Знакомый. Где-то я его...

– - Не будешь говорить - опять искупаем.

– - Б-буд-ду. Х-хол-лод-дно.

– - Ни чё, потерпишь. Звать как?

Абсолютное

пренебрежение. Вопрос, наполненный равнодушием до такой степени, что оно аж капает. Я осторожно попытался приоткрыть один глаз. Зря осторожничал - глаз не открылся. Заплыл. Здорово ж они меня... Второй... Потихоньку, через щёлочку, через реснички... О! Вчерашний. "Петенька". Как он меня ночью сапогом потыкивал... По самому моему дорогому...

С-с-с... Спокойно.

Мужик, не получив ответа, досадливо хмыкнул, поднялся с корточек, повернулся. Сейчас скомандует - "за борт" и...

– - И-и-и... Иван. З-зовут - И-иван.

– - Гы-гы-гы... Иван. А бабой одет. Гы-гы-гы...

Приятно слышать здоровый мужской смех. Даже - идиотский. Кто-то из слуг.

– - Не бабой, а монашкой.

Глубокий женский голос. Тоже знакомый. Это ж... княгиня! Улита, которая Софья! Которая... сволота. Нас всех... "Убогую" - зарезали! И кинули в озеро. Она ж никому ничего...

Не сесть толком, ни толком посмотреть - я не мог. Даже шевельнутся... Ой! Больно! С-с-с... Что ж они с ногами-то моими...?

– - Ты б, сестрица, отошла бы где сидела, не гуляла по лодии, да в разговор не влезала.

Оставалось - слушать. И проверять - где у меня ещё болит. Мест, где у меня "ещё"...
– становилось всё больше.

– - Слышь ты, дурень. Ты с откудова?

Откудова-откудова... с оттелева, с Боголюбова.

– - Из Боголюбова.

Не запутаться бы. Точно - с Боголюбова иду. Шёл.

– - От князя, что ли?

– - От него, от князь Андрея.

– - А с чем послан?

– - Про то сказать могу только бывшей княгине Улите, нынешней инокине Софье.

– - Говори. Вот она я.

Софья широко шагнула откуда-то со стороны, переступила лодейную скамейку, к которой меня привалили плечом, присела рядом с "Петенькой".

– - Ну, говори. Что князь велел передать?

– - Велено сказать: послан привезти ко мне. Тайно. Для разговора о делах семейных. Для подтверждения - дана пуговица от евоного полукафтанья. Для обихаживания - служанка, Сторожея. Что с ней?

Они переглянулись, потом снова уставились на меня:

– - О каких делах?

– - О том не сказано. Моё дело - привезть.

– - Ещё чего велено?

– - Ещё... ничего. Пуговица... Сторожея... для дорогой обихаживания...

Они снова уставились друг на друга. Похожи. Брат с сестрой? Он её "сестрица" называет.

Так это тот "Пётр", который брат-любовник из "свитка кожаного"?! Импозантен, величав. Чувствуется порода. И "глубокая уверенность в завтрашнем дне". Самодоволен, самоуверен, глуповат. Выше среднего, приличного телосложения, светлобород, светловолос, светлоглаз, лет 30-35. Светло-голубые глаза на чистом, довольно правильном, белом лице. Внезапные приступы подёргивания

ножкой.

"Вчера перекрасилась в блондинку. Сразу стало проще жить".

Здесь - "блондин природный". Софья ему примерно ровесница. Но выглядит... старше. Потому что умнее. Глупцы часто выглядят моложаво - забот меньше.

У неё - "куриные лапки у глаз", вглядывается в меня - пристальнее. С, пусть и раздражённым и, даже, враждебным, но - интересом. Пытливо. Без того высокомерно-презрительного всеобъемлющего равнодушия, которое постоянно демонстрирует её братец.

Теперь он демонстрирует раздражение:

– - Дура. С ничего крик подняли. Пуганая ворона куста боится. И Якун туда же. Вывозить, прятать... Андрей дознается - всем головы...

Резкий удар Софьей по ноге Петра заставил его замолчать. А выразительный взгляд экс-княгини в сторону гребцов - послужил аргументом.

Голос кормщика:

– - К устью подходим, господине.

Петенька обрадовано приступил к своему любимому делу - к командованию. Он горделиво выпрямился, окинул орлиным взглядом горизонт, положил руку на рукоять кинжала на поясе, принимая более приличествующую предводителю и владетелю монументальную позу, и провозгласил волю свою боярскую:

– - Поворачивай.

После чего соблаговолил снизойти и бросить в мою сторону:

– - Замотать.

И удалился на нос лодии для надзора за правильностью указанного им корабельного манёвра и контроля исполнения оного.

Меня снова замотали платками, всунули в рот кляп, накрыли мешком и оставили помирать.

А чего ещё делать?
– Еды - нет, воды - нет, сортира - тоже нет.

А я - есть. Потому как: "мыслю - значит существую". Больше заняться нечем - остаётся мыслить. Это хоть несколько отвлекает. От головной боли. И от всех остальных разнообразных... ощущений.

О-ох... Факеншит...! Извиняюсь, это я пошевелился.

Конец семьдесят пятой части

Часть 76. "Плыла, качалась лодочка по..."

Глава 411

Итак, к моему удивлению - меня не опознали. Я-то думал - я такой весь из себя крутой и общеизвестный. Ан нет. Мания величия, Ваня, для тебя преждевременна. Не знают, не слыхали? Или, вероятнее, не могут совместить одеяние монахини и прозвища "Зверь Лютый", "Воевода Всеволжский"... "Воевода" должен быть толстым, взрослым, бородатым. На коне резвом, в бронях крепких с мечом воздвигнутым. А не юнцом плешивым в одежонке бабской.