Зверь выходит на охоту

Черепашка Гульнара

Отвечать Накато не стала, налегла на весла. Из невежества призвала Нефер? И пусть! Она не собирается сожалеть о содеянном.

Город медленно уплывал в сторону, потянулись прибрежные рыбацкие деревушки. Ближе к городу – крупные и богатые, с просторными домами. Дальше – помельче, и причалы возле них становились более хлипкими, огней виднелось меньше. В конце концов, на суше сделалось темно. Ни огонька, ни отсвета костра. Накато вглядывалась, но не замечала ни построек, ни причалов. Небесный свод темнел над головой, и издали обостренное нечеловеческое

зрение позволяло различить лишь очертания постепенно повышающегося берега.

Огни Ошакати и деревушек остались далеко позади. Теперь вода бездной чернела вокруг лодки. Редко-редко там, где от весел шли по воде разводы волн, мерцали отражения дальних огоньков.

Лодка скользила вдоль берега дальше и дальше на север. Когда небо посерело, Амади приказал Накато класть весла.

– За все приходится платить, - он ухмыльнулся, окинул обеих спутниц взглядом. – Твоя выходка, моя ставшая чрезмерно самостоятельной собственность, - пронзительно глянул в глаза Накато, - оказала нам забавную услугу, - он снова ухмыльнулся, покачал головой. – Энистану и его присным сейчас не до нас – даже если они и сумеют заметить волшбу на таком расстоянии от своей башни. Жертва, которую получила Нефер, слишком велика даже для нее. Мастерам придется потрудиться, чтобы сохранить свою башню целой. Даже если из Ошакати и заметят нас – так к тому моменту, - он хмыкнул, не договорив.

Ухватил крепко за руку Накато.

Она слишком поздно поняла, зачем. Колдун прижал большой палец к месту, где находилась когда-то печать. Невыносимое жжение заставило ее зашипеть, потом – завизжать. Амади держал крепко, не позволяя вырваться. Когда он наконец отпустил ее руку, она успела охрипнуть. По телу разливалась слабость. Щеки сделались мокрыми от слез.

– Да брось, не так-то и больно, - он приподнял ее подбородок. – Ты просто рассчитывала улизнуть, да теперь не выйдет. Вот ты и воешь с досады, верно?

Она промолчала. Отвела подбородок, опустила упрямо голову. Колдун снова хмыкнул – он не злился. Да злится ли он хоть когда-нибудь?!

Она его предала по малодушию – ни слова упрека! Она его ударила, удрала – ни тени гнева. Даже в ее последней выходке он исхитрился отыскать хороший итог. Мол, магистру и колдунам башни станет не до беглецов. Когда-то она радовалась, что ее хозяин всегда спокоен. Теперь же его отстраненное спокойствие злило.

А возвращение печати – это больно! Руку невыносимо жгло. Хотя душу куда сильнее жгло досадой.

– Мастер, - выдавила она, заставив себя поднять на него взгляд. – Почему ты не дал мне забрать сына? Тогда я пошла бы за тобой куда угодно без печати. И браслет остался бы при тебе, - добавила она тише.

– Вон как. Даже и браслет. Только зря ты надеялась на помощь Нефер – она всегда идет туда, где подношения богаче. Зачем ты так настойчиво пытаешься вернуть сына? Он – не обычный ребенок, а маг. Его судьба – в Ошакати.

– Потому что она – тупица! – встряла Адвар. – Я уж ей то же самое сколько твердила!

– Я

хотела только увидеть сына, - тихо отозвалась Накато. – Попрощаться… я бы не стала противиться судьбе, ушла бы. Но ты же сам слышал, как он говорит! – она, забывшись, схватила колдуна за руку. – Младенец не может так разговаривать. Ему меньше года от роду! Да и ты, мастер Амади, не стал бы вести бесед с младенцем. Ты знал того духа, что захватил его тело. Мой малыш одержим! А я хочу вернуть его душу. Если бы дар был у него – я бы не роптала. Но его дар – это на деле одержимость. Это дух, что вселился в него – могущественный колдун! То-то с ним так и носятся – куда больше, чем со всеми прочими младенцами.

– Твой сын не одержим, - Амади осторожно высвободил руку из ее пальцев, похлопал по ее ладони. – И тебе не от чего его спасать.

– Но я же сама слышала и видела, - вскинулась Накато.

– Ты и видела, и слышала. Но рассудила неверно, - мягко отозвался он. – Твой сын остался прежним, он не одержим. То, что ты видела, - он помолчал. – Сейчас не до того. Время идет, а мы не можем быть точно уверены, что погони не будет. Я непременно объясню, но позже. Сейчас нужно как можно скорее оказаться на севере, затеряться в горах.

Больше он не проронил ни слова. Над лодкой развернулся сам собою парус, державшийся лишь за воздух – по крайней мере, так казалось.

При совершенно безветренной погоде парус этот туго надулся, и лодка стремительно заскользила по гладкому на рассвете морю.

Накато взглянула на Амади. Тот застыл, прикрыв глаза. Лицо обратилось неподвижной маской. Колдует. Адвар, скрючившись, притихла на своем месте – ее, кажется, сморил-таки сон. Берег проносился мимо – она и не представляла, что такое бывает. Вскоре и ее укачало, и она, уложив голову кое-как на борт, заснула.

Колдун растолкал обеих, когда спустились сумерки. Лодка качалась неподалеку от дикого каменистого берега. Пришлось спрыгивать прямо в воду и шагать, оскальзываясь на неровных валунах.

Лодку Амади отправил по волнам в сторону от берега. Втроем они принялись карабкаться по узкой осыпающейся тропке, спеша забраться как можно дальше. Ночь предстояла бессонная.

Глава 20. Сын

Утро застало троих путников далеко в горах. Поднимающееся солнце окрасило небо ярко-голубым цветом, обещая ясный день.

Сейчас все трое застыли на небольшой площадке, с которой можно было различить почти весь полуостров, на котором расположился Ошакати.

Западный берег, вдоль которого они плыли ночью, виднелся, точно на раскрытой ладони. Море сверкало под лучами поднимающегося солнца. Восточное побережье пряталось в дымке – путники находились далеко от него. Но и в той стороне можно было различить голубоватый блеск воды, окружавшей полуостров. Суша пестрела оттенками зеленого и желтоватого, бурого – как и все равнины Желтого юга. А вдали раскинулся Ошакати – огромный, желтовато-серый.