1914
Шрифт:
Он надел очки, и стал читать.
Меморандум Дурново отыскали Ольга и Татьяна. И Ольга, и Татьяна ничуть не глупее меня, а с учётом возраста наверное умнее. Но доложить Papa приходится мне. Помимо прочего я — Государь Наследник Цесаревич, мне позволено многое. Вот так запросто войти в кабинет Papa, например. Такое время, такое укоренившееся отношение к женщинам. Если когда-нибудь доживу до коронации, в числе первых проведу закон о гендерном равенстве. И в наследовании короны тоже. И сразу половина населения империи возрадуются, а ведь мне это не будет стоить ни копейки!
Подумал — и устыдился. Двадцать первый
Papa дочитал.
— Что ж, умеет нагнать страху Петр Николаевич. Но это, Алексей, всего лишь его частное мнение. Он ушел на покой, ему скучно.
— А мне кажется, что именно на покое чиновник искренен. Ему уже не нужны награды, должности, он не боится сказать что-то, могущее расстроить начальство…
— Всё так, Алексей. Но это не означает, что сказанное Петром Николаевичем — истина. Он, безусловно, и честный человек, и умный человек, и преданный человек. Но он не провидец.
Я не мог скрыть разочарования. Не мог, да и не пытался. Хотя чего я ждал? Я ждал, что Papa прочитает меморандум, скажет «Ах, да как же я сам до этого не додумался!» — и все проблемы будут решены. Ждал, но не учёл, что это для меня меморандум Дурново — чудо анализа, потому что мне известно будущее. А для Papa оно сокрыто, и потому он считает, что старик просто чудит.
— Но дельные мысли у Петра Николаевича есть, — решил ободрить меня Papa. — Он совершенно верно отмечает, что вступать в войну неподготовленным нельзя.
— А мы подготовлены?
— Не вполне. Ты же знаешь: линкоры наши только строятся, армия довооружается. У нас, — воодушевился Papa, — у нас через четыре года насыщенность сухопутных войск артиллерией и пулеметами достигнет, наконец, того уровня, о котором мечтает Генштаб. Дорого, но мило. И ещё авиация! Мы создаем серьёзный воздушный флот! Очень серьёзный!
— Это радует! — просиял я.
Я и в самом деле был рад. Через четыре года — это ведь очень хорошо!
— А пока, — продолжил Papa, — мы будем действовать очень и очень осторожно. Но, разумеется, при необходимости дадим отпор любому, кто осмелится… — он подыскивал нужное слово.
— Вступить незваным на нашу землю! — подсказал я.
— Да, да…
— Чужой земли мы не хотим не пяди, но и своей вершка не отдадим!
— Хм… Сам придумал?
— Услышал где-то. Во сне, наверное.
— Во сне… — и Papa опять посмотрел на меня странно.
И мы опять стали собираться. На торжественные проводы. Французский президент, добрый господин Пуанкаре, переменил планы: ему срочно нужно вернуться во Францию. И сегодня будет большой прощальный обед в Петергофском дворце.
Обеды становятся привычными, и я не волновался. Чего мне волноваться-то? Повара у нас отличные, продукты замечательные, водка чиста и прозрачна. На вкус какова, не знаю, не пробовал.
И до самого обеда я предавался творчеству. Над океаном кружат аэропланы, высматривают подводную лодку, но где им! Она продолжает путь
Однако командира тревожит вопрос, как вообще враги узнали курс подводного крейсера? Ведь не случайно же они барражируют на аэропланах как раз над этим квадратом?
А юнга находит листок бумаги, на котором написано загадочное слово «координаты» и какие-то непонятные числа…
Всё это могут изобразить и командные художники — и изобразят, но и мне хочется что-то делать. Успокаивает.
И только я совсем было успокоился, как Михайло Васильич напомнил, что пора одеваться.
Хорошо, когда одежды вдоволь, потому что вдруг выяснилось, что форма, которую мне дарили прошлой осенью — мала. Вырос я. И в длину, и в ширину. Нет, не сильно, но если прежде я был задохликом, то сейчас — почти обыкновенным мальчиком, даже чуть выше среднего для моего возраста роста. Почему бы нет? Питание отменное, витамин на витамине, и наследственность хорошая. У Papa рост чуть выше среднего, зато у Петра Великого! У Николая Павловича! И ныне здравствующий дедушка двоюродный, Николай Николаевич, без дюйма два метра, гигант!
Но совсем недавно мне поднесли форму рошиорского полка. Красивую! И — как раз впору. Всегда гадаю, откуда они знают мой размер. Думаю, ответ прост, но хочется верить, что портными движет некое сверхъестественное вдохновение.
Оделся, повертелся перед зеркалами. Красавец, красавец, рошиоры — это те же гусары, а румыны любят красивое! И форма — загляденье. Вообще-то это мне напоминает маскарады, до которых охочи были наши государыни — Анна Иоановна, Елисавета Петровна и, разумеется, матушка Екатерина. Где-то в генах у всех у нас любовь к переодеваниям, да.
И в назначенную минуту мы отправились в путь. Первый — Роллс-Ройс, за рулем господин Кегресс, пассажиры — гвардейские офицеры во главе с полковником Зацепиловым. Затем Delaunay-Bellevill, в котором ехали Mama, Анастасия и я. А Papa? А Papa за рулём! Он прекрасно водит автомобиль, по крайней мере, так ему говорят все окружающие. А в третьем, Renault, едут Ольга и Татьяна, обе тоже при параде, Ольга в гусарской форме, Татьяна у нас улан. А пилотировала — сюрприз-сюрприз! — сестрица Ольга. Она и Татьяна прошли курс обучения под руководством Адольфа Кегресса, и были признаны полноценными пилотами. Не шофферами, нет. Пока только пилоты. Шоффер (с двумя «ф»!) должен уметь чинить моторы, менять колёса, то есть быть механиком и пилотом в одном лице.
Вместе с сёстрами — князь Орлов, главный автомобилист Двора, начальник гаража, большой знаток автомобилей и великолепный стрелок из револьвера, и фрейлина, Анна Александровна.
Ехать недалеко, но в гору. По счастью, двигатели мощные, и возносят нас легко. Да мы и не спешим, чтобы не отстал конвой, двенадцать всадников. Не сколько для охраны, сколько для торжественности, охрана здесь не понадобится. Точнее, не должна понадобиться. Тут посторонних нет совершенно.
Едем, смотрим, наслаждаемся.