1914
Шрифт:
— Примерно так, любезный Papa, примерно так.
Петя зааплодировал:
— Браво, Алексей, браво! Словно побывал в парижской говорильне.
— У нас, my uncle, к счастью, не Франция. У нас решения принимаются не большинством, у нас решения принимает монарх.
— Ты считаешь, что это лучше?
— Конечно. Обыкновенные люди, то самое большинство, они в умственном смысле — посредственность и есть. Умные всегда в меньшинстве. Такая у нас судьба.
Все заулыбались. Мальчик старается казаться взрослым. Это естественно, хотя и забавно.
Но этот мальчик — наследник. И потому к нему нужно относиться с
— Посмотрим, посмотрим, — сказал Papa. — Завтра у нас день густой, как малороссийский борщ, поэтому вам, ваши высочества, пора отдыхать. Набираться сил.
И мы, попрощавшись, пошли набираться сил.
Я долго ворочался. Конечно, поспал днём, а если в одном месте сна прибавилось, в другом непременно убавилось, закон есть закон.
Слетаются, слетаются эскадры, как акулы. Чуют добычу. Ну, ничего, мы ещё посмотрим, кто здесь добыча. На акулу есть гарпун, или, как в «Капитане Гранте», крюк с наживкой. Поймаем, выпотрошим, и найдем в желудке запечатанную бутылку с письмом внутри.
И я опять отправился в плавание на парусном «Штандарте», молодой, здоровый зоркий юнга, вперёдсмотрящий.
Глава 9
10 июля 1914 года, четверг
Линкор — деньги — линкор, и кое-что о гарантиях
— Флот к ведению наступательных действий не готов совершенно. К ведению действий оборонительных готов частично!
— Это ваше личное мнение, Иван Константинович? — обманчиво смиренно спросил Papa.
— Это мнение министерства, которое я имею честь возглавлять, — ответил морской министр, адмирал Григорович Иван Константинович.
Разговор проходил в Петергофе, на Нижней даче, в кабинете Papa. Я тихонько сидел в уголке, за столиком, набрасывая портрет адмирала. Типаж — честный старик, не стесняющийся резать правду-матку в глаза царю. Я для себя создал реестрик приближенных, имеющих доступ к Papa, и потихоньку его расширял, черпая сведения преимущественно из газет, читаемых украдкой.
— Разумеется, Ваше Императорское Величество, имеются в виду флоты первых морских держав Европы, а именно Великобритании, Германии и Франции. Флот любой иной европейской державы опасности для нас не представляет.
— А наши новые линкоры?
— Новые линкоры, Ваше Императорское Величество, существенно усилят наш оборонительный потенциал. Но, смею заметить, они, новые линкоры, ещё не достроены и на вооружение не приняты. Потребуется время на ввод их во флоты в качестве полноценных боевых единиц. Не только в плане техническом, но и в обучении экипажей. Плохо обученная команда не способна в полной мере использовать те достижения технической мысли, которые удалось реализовать нашим корабелам и оружейникам.
— И сколько же времени пройдет, Иван Константинович, прежде чем наши славные линкоры будут готовы к бою?
— Минимум год, Ваше Императорское Величество. Лучше два. ещё лучше три.
— Говори уж пять, чего там.
— Пять, безусловно, было бы замечательно, — адмирал сделал вид, что не понял иронии.
— А если потребуется раньше?
— Позвольте быть откровенным, Ваше Императорское Величество.
— Иного я и не жду.
— Линкоры, особенно новейшие линкоры, нельзя вверять плохо подготовленной команде.
О Григоровиче я знаю, что это адмирал боевой, сражался в Порт-Артуре. И, что важнее, он адмирал деловой. В смысле — организатор. Знающий, что без хорошего снабжения, без материальной базы, на одном героизме можно выиграть сражение, но невозможно войну.
— Об этом мы поговорим в другой раз, — сказал Papa, и отпустил адмирала.
Когда мы остались одни, он как бы всерьёз спросил:
— Что скажешь, Алексей?
— Адмирал любит корабли, и хочет, чтобы они жили долго и счастливо, — ответил я.
— Возможно, возможно, — согласился Papa. Устами ребенка иногда говорит истина, — так он объясняет другим мое присутствие при докладах. И, конечно, тем, что наследник должен знать и сановников, и суть дел, а если чего не понимает, то позже поймёт.
— Могу теперь я задать вам, любезный Papa, политический вопрос?
— Можешь, — усмехнулся Papa. Политический вопрос, как же. От ребенка неполных десяти лет. Что ж, подобное любопытство наследника стоит поощрять.
— Ультиматум… Ультиматум, что предъявила Австрия Сербии… Сербия запрашивала Россию, как ей следует поступить? Вас, любезный Papa, спрашивала?
Papa сразу стал серьёзным.
— Видишь ли, Алексей… Это государственная тайна.
— От меня? Я что, совсем маленький? Напишу в «Газетку»? Или побегу и всё разболтаю доброму господину Пуанкаре?
Papa вдруг смутился. Похоже, он как раз и обсуждал ультиматум с добрым господином Пуанкаре.
— Хорошо. Но учти, что это — секрет государственной важности. Да, Сербия советовалась… советуется, как ей поступить.
— И что ответила Россия?
— Что нужно сделать всё возможное, но избежать войны с Австрией, — Papa явно был доволен. Миротворец, как и дедушка Александр Александрович, третий своего имени.
— А Сербия?
— Срок ультиматума истекает сегодня в полночь.
— По нашему времени, любезный Papa?
— Ах, да, ты прав. По времени Вены. У нас будет уже заполночь. Утром станет ясно.
— Благодарю вас, любезный Papa. Надеюсь… Надеюсь, у Сербии достанет благоразумия последовать вашему совету.
И я отправился переодеваться в парадный костюм, при орденах. Нам всем сегодня нужно быть на высоте: французы устраивают приём на линкоре «France». Будут речи, будут встречи, будут съёмки для газет. И для кинематографа, разумеется. Более того, будет съёмка съёмки: добрый господин Пуанкаре подарил нам французский киноаппарат, и теперь наши возможности удвоились. И адъютант, лейтенант Непряйко, будет таскать два фотоаппарата. Ничего, сдюжит. Аксельбанты того стоят.