Луч заката играет на пальме,в игрушечном хуторе между гор.Старый японец в серой тальмевышел гулять в свой двор.Рядом в окошко глядит японка,глаза у ней — вишенки, ротик ал,точно художник очень гонкокуколку разрисовал.Смотрят на речку, зеленый берег,смотрят, как день сменяет мгла, —и Бог их не тронет, — Он им верит:они никому не сделают зла.
лиственный и вместе хвойныйи, затерявшись между скал,пруда зеленого провал,такой глубокий и спокойный.А дальше, — так за десять миль, —есть город с серыми домами,и весь он — сталь, бетон и камень,и весь он грязь, и дым, и пыль.
115
It was later published in the annual Den' russkogo rebenka (San Francisco), no. 18, 1951, p. 243.
Тамара, Тамара, зачем в тишиты ждешь опять лиловых сумерек?Ведь князь не приедет, он ведь умер,молись о спасенье его души!Зачем ты смотришь на гребни скал,и страх и надежда в сердце спорят?Кто это, высокий, слетел и встал,высокий и темный, — с огнем во взоре?Тамара, беги, он так силен,забудь про звезды, про тех, кто выше,забудь, что видишь, забудь, что слышишь,ведь это призрак, ведь это сон, — Тамара!Снежных вершин высока громада…Замок молчит и ночь темна…Если он призрак — жизни не надо, —что же в жизни прекраснее сна?
116
Тамара is the heroine of M.Iu. Lermontov's poem Demon.
190. «Поцелуешь горестные веки..»
Поцелуешь горестные веки,скажешь, «дорогая, улыбнись!»в час, когда засеребрятся рекии подернется туманом высь.В далеко ушедшем кватрочентотак писали небо мастера:облака развившаяся лента,звездная кайма из серебра.Что же делать, если счастье зыбко,и последний луч дневной зачах, —если неразгадана улыбкау мадонны Лизы на губах?
191. «Пролетали пули мимо, мимо…»
Пролетали пули мимо, мимо,вспыхивали красные цветы, —что же я осталась невредима,если защитил меня не ты?Думала, не будет утешенья,думала, живой не убегу,если бросил на поле, мишеньюсамому свирепому врагу…Сжалились другие, видно, силы,там, где ты не захотел спасти!Для чего же я тебя любила,как же о тебе могла грустить?
192. «Унес меня — в ночи туманной…»
Унес меня — в ночи туманной —от сонма лютого врагов, —а я не знала раньше, странно,не думала, что ты таков.За то, что я жила без веры,что встанешь ты, светлее дня —ты, чьи глаза ясны и серы, —прости незнавшую меня.
Когда потухнут на пути огни,я верю: наклонись ко мне, взгляни,и будут дни мои озаренылучами удивительной весны:у солнца не настолько ярок свет,и у ночи таких созвездий нет,и надо мной,
когда ты бросишь взгляд,чуть видимые крылья прошумят.
117
It was later published in the journal Vozrozhdenie. Paris, no. 215, 1969, p. 57, where the first line was "Когда погаснут на пути огни." It was then included in the collection Golubaia trava, p. 6, in its original from. In Golubaia trava the poem is dedicated to "E.T." — Evgenii Fedorovich Tourkoff, Mary Vezey's husband. Poems 216, 219, 221, 374, 400, 462, and the whole of the collection Golubaia trava are dedicated to him.
194. «За окном раскрывались сиявшие дали…»
За окном раскрывались сиявшие дали.Люди несли убитого прах,и они не видали, ах, они не видали,что кто-то вошел и встал в дверях.Только видала одна Тамара,и черные косы дрогнули вдруг.Что это — радость? Божья кара?Кто же он, кто же он? враг? друг?Господи, Боже, как ответить,где ей найти довольно сил?Даже вратарь не мог заметить,даже ангел его впустил.Даже молитвы звон и хорабедному сердцу не могут помочь.Темная келья. Как пламя, взоры.Темные крылья. Черная ночь.
195–201
«Мимоходом встретитьи на век уйти,лишь стихом отмститьна своем пути».
За твой привет и ласковость твоютебе я песню лучшую спою,и, свечку восковую теребя,я помолюсь о благе для тебя.Но ты, нашедший лучшие пути,не вспоминай меня и не грусти.На синем небе много жарких звезд,и мир земной прекрасен, тих и прост.и отражает ночью океансветящийся вверху Альдебаран.Гляди на эти звезды и забудь,что я тебя благословила в путь.
118
This and the next six poems comprise a cycle. The first poem of the cycle was later published in the journal Khnrbinskie kommercheskie uchilishcha Kit. Vost. zhel. dor., San Francisco, no. 4,1957, p. 53, without the epigraph. Liter the first poem was included in the collection Golubaia trava, p. 22, under the title «Мимоходом» and with an epigraph from a poem of Andrei Blokh, an emigre poet who lived in France. The dates of his birth and death are not known; he published two collections of poetry in Paris in 1927 and in 1929.
196. II. «За твой привет и ласковость твою…»
Уехал. Я одна стою.Мне этот мир и чужд и тесен.Я больше песен не пою,когда моих не просят песен.Пускай другие, что звончей,на золотых играют струнах,и в тишине твоих ночейтебе поют о желтых лунах.Мне только жаль, что в чарах мглы,которые моих чудесней,ты не поймешь, как странно злыу женщин тех глаза и песни!
197. III. «Любить тебя? Я вовсе не люблю…»
Любить тебя? Я вовсе не люблю:ушедшему чужому кораблюсмотрю вослед и вспоминаю, — так,на миг один приснившийся пустяк.Морские птицы кружатся гурьбойнад белым кораблем и над тобой,и черные шумящие валывокруг тебя вздымаются из мглы.Еще пройдет неделя или две,и на сердце моем и в голове,конечно, не оставит и следаушедший темным морем навсегда.