А небо по-прежнему голубое
Шрифт:
Уже было поздно, за окнами стемнело. Все дети спали, и я со спокойной совестью закрылась в кабинете, раздумывала над тактиками в квиддиче и уже представляла себе своё назначение в команду «Холихедские Гарпии», когда до меня донёсся грохот с нижнего этажа. Такой погром не могли устроить дети. Не сговариваясь, мы с Фабианом вылетели в коридор и обнаружили Пожирателей, вломившихся в холл и метавших заклятия направо и налево. Фабиан ринулся на поиски Гидеона, я же бросилась к детям. Мне страшно вспоминать, что было дальше. Они поймали всех, они пытали детей, они убили практически всех из них. Я даже лиц их не помню. Только тела на полу.
К
Молли винила меня в их смерти. Говорила, что из-за меня они вступили в Орден, из-за меня отправились на это чёртово дежурство и из-за меня погибли. Слушать её обвинения было невыносимо и больно. Моя лучшая — единственная — подруга, человек, которого я знала с детства, швыряла в меня ножами горькие слова о том, что я фактически убила Фабиана и Гидеона, я лишила их жизни, я затащила в Орден и я же разрушила её семью. Кричала, что родители всегда любили меня больше, что Фабиан и Гидеон никогда не были с ней так откровенны, как со мной, что я только и делала, что разрушала всё, что было ей дорого. А я даже не могла сказать ей ничего против. Да и как я могла отреагировать на это предательство? Моих слов о том, что Фабиан и Гидеон сами приняли решение вступить в Орден, она не слушала, не желала слушать. В сердцах я крикнула ей, что её мания вечно всех контролировать и подчинять себе заставила их выйти из повиновения, её собственническая манера привязывать к себе людей обернулась против неё самой. Мы орали друг на друга до сумасшествия, пока обе не охрипли и не устали от слёз.
Несмотря на то, что Артур старался нас помирить, мы разругались в пух и прах. Да и не мирятся после подобных обвинений. Я тоже много чего наговорила ей, много вещей, за которые сейчас мне очень стыдно. С тех пор мы больше не общались. Мой отец уже давно умер, и я попросту сбежала на родину матери, во Францию, струсив перед собой и перед своими страхами.
Всю свою жизнь я пыталась избежать привязанностей, особенно видя пример Молли перед глазами. Люди уходят, все они однажды оставляют тебя, рано или поздно. Эту истину я усвоила с детства. Погибшая мать. Отец в периодических запоях. Фабиан и Гидеон. Молли. Все, к кому я испытывала сильные чувства, рано или поздно покидали меня, причиняя боль. В какой-то момент я решила, что куда безопаснее будет отгородиться от людей, от контактов с ними, от привязанностей. Если никого не любишь, тебе никогда не причинят боль.
И снова я ошиблась.
Знакомство с тобой, детка, было самым неожиданным и лучшим, что я могла себе представить. Ты понравилась мне с первого взгляда, и, пусть я сначала пыталась держаться от тебя подальше, долго мне это делать не удалось. Как видишь, я и сейчас не могу от тебя отказаться. И мне страшно, что однажды я неизбежно потеряю ещё и тебя. Именно поэтому я не делилась с тобой своими тайнами, не пыталась сблизиться ещё теснее — хотя куда уж дальше, да? Не удалось.
Прости меня, милая, прости. Я заблуждалась всю свою жизнь. Ты помогла мне взглянуть на это иначе. И я безумно тебе благодарна за это. Больше я никогда не стану избегать тебя. Прости меня, если сможешь. Я попытаюсь научиться доверять тебе.
За окнами уже давно сгустились сумерки, слова Чарити растаяли в воцарившейся тишине, кабинет погрузился во мрак.
========== Глава 4 ==========
Подробности — Хогсмид — Нападение
22 сентября 1993 года — 6 ноября 1993 года.
История Чарити произвела
— Прости, что я заставила тебя снова пережить этот кошмар, — охрипшим от волнения и долгого молчания голосом проговорила Гермиона, не в силах поднять взгляда на Чарити. Ею владели стыд и робость. Если бы не её глупое любопытство…
— Не вздумай винить себя, детка, — уверенно сказала Чарити. — Что было — то было, и ни к чему ворошить прошлое. Я давно смирилась с произошедшим. Глупо лить слёзы, если они ничем не помогут, правда? — Пальцы волшебницы коснулись рук Гермионы, и девочка робко подняла глаза на приятельницу. — Ты помогла мне выбраться из скорлупы. Кто знает, сколько бы ещё я сидела и винила себя в случившемся, избегала людей и боялась смотреть правде в лицо?
— Ты из-за этого тогда так разговаривала с миссис Уизли? В августе, — уточнила Гермиона.
— Да, детка, — кивнула Чарити. — Снова наговорили друг другу невесть что. Молли боится, что я и тебя собью с истинного пути, что я подвергну тебя опасности, как и её братьев… Ну, да ладно, не будем о грустном. Знаешь, — она вдруг улыбнулась, но то была горькая улыбка, — если хочешь, я могу показать тебе пару фотографий… Вообще-то я не из сентиментальных личностей, льющих слёзы и умильно воркующих над старыми альбомами, но я просто не имею права не показать тебе эти кадры.
Говоря это, Чарити уже залезла на табуретку и принялась искать наугад что-то на верхних полках. Наконец, вспомнив о волшебной палочке, небрежно заткнутой за пояс, волшебница прошептала: «Акцио!», — и нужная коробка опустилась точно ей в руки.
— Вот она, — прошептала Чарити, ставя коробку на стол и стряхивая с неё пыль. — Давно же я её не трогала…
— Может, лучше и дальше не трогать её? — спросила Гермиона с затаённой надеждой: почему-то она страшилась того, что Чарити может ей показать.
— Гермиона, для меня это очень важно, — непререкаемым тоном заявила Чарити и открыла коробку.
Она оказалась доверху забита пачками писем, перевязанными цветными лентами, сломанными перьями и фотографиями, пожелтевшими от времени. Чарити благоговейно изъяла каждую вещицу и разложила стопки на столе, после чего коснулась первой из них, перевязанной голубой лентой.
— Это письма, рассортированные по годам, когда я их получала, — пояснила Чарити. — Большинство из них — это простые записки, и я храню их просто на память. Так, а вот и фотографии…
Рука Чарити слегка дрогнула на стопке движущихся кадров, после чего волшебница выудила одну колдофотографию и стряхнула с неё налёт пыли.
— Посмотри внимательно и скажи, узнаёшь кого-нибудь?
Гермиона взяла протянутую фотографию и принялась всматриваться в плохо различимые лица людей. Их было немного: супруги — муж и жена, — мужчина, косящийся в сторону юной девушки, обнимающей свою подругу, и двое юношей, высоких и плечистых, стоящих по бокам от родителей. В задорно смеющейся девушке с копной непокорных коротких кудрей Гермиона с удивлением узнала Чарити.