Адмирал Империи – 36
Шрифт:
Джонс сделал паузу, обводя взглядом зал, словно пытаясь оценить реакцию на свои слова. Затем он вновь повернулся к Птолемею и с нажимом произнес:
— «Раски», не повторяйте наших ошибок… Поверьте моему опыту, излишняя жестокость и неразборчивость в такие моменты до добра не доводят. Будьте мудры и рассудительны. Дайте людям шанс искупить вину и доказать свою верность Империи делом. Сейчас не время для расколов и чисток. Только объединив усилия, мы сможем одолеть общего врага и восстановить законную власть. А уж потом разберемся, кто достоин наказания, а кто — милости и прощения.
С этими словами Илайя откинулся на
Большинство сидящих за столом адмиралов закивали, соглашаясь с Илайей, но больше по причине того, что у многих из них имелись родственники и друзья при дворе нынешнего императора, и они не хотели, чтобы те в будущем пострадали от репрессий, только уже — Птолемея. В зале совещаний повисла напряженная тишина. Птолемей Граус, до этого внимательно наблюдавший за реакцией собравшихся, снова медленно поднялся со своего места во главе стола. Его взгляд, тяжелый и пронзительный, скользнул по лицам адмиралов, словно пытаясь проникнуть в их мысли, выявить малейшие признаки сомнений или нелояльности.
— Ладно, вернемся к отделению зерен от плевел, позже, когда окончательно разобьем Ивана Федоровича Самсонова и его Черноморский космический флот, — произнес первый министр, понимая, что проигрывает этому наглому «янки» в словесной дуэли. — Сейчас же нам надо решить, что делать с предателем Юзефовичем. Напоминаю, Карл Карлович не просто не подчинился мне, как главнокомандующему, но и покинул союзный лагерь со всем своим флотом. Это ли не лучшее подтверждение его измены?
Птолемей всем своим видом давал понять, что не потерпит более никаких споров и сомнений в своей власти и решениях. На лицах некоторых адмиралов промелькнула тень страха и растерянности. Но внезапно в напряженной тишине раздался спокойный, уверенный голос:
— А кто бы не покинул лагерь, если бы его попытались так грубо арестовать? — неожиданно для всех произнес… Кто? Ну, конечно, я.
Все взгляды обратились на меня. Я в числе командующих дивизиями присутствовал на данном общем совете и до сих пор лишь молча наблюдал горячую перепалку Джонса и первого министра. Но сейчас счел необходимым вмешаться. Происходящее казалось мне в корне неправильным, способным привести к непоправимым последствиям.
— Что значит, «кто бы, не покинул лагерь»?! — возмутился Птолемей, не ожидая такого удара в спину от одного, как он считал, из своих людей. Его глаза сузились от гнева, а пальцы судорожно вцепились в край стола. — Это нарушение приказа верховного главнокомандующего союзной эскадры?! У нас что здесь — смотр личных флотов?! Что хочу, то и делаю?!
Его голос сорвался на крик. Птолемей явно не привык, чтобы кто-то осмеливался ему перечить, тем более публично.
— Если приказ, исходящий от вас, командующий, являлся бы преступным или угрожал жизни мне и моим «морякам», то да, я бы тоже не стал его выполнять, — уверенно, без задней мысли, ответил я. В моем взгляде читалась непоколебимая решимость следовать своим принципам чести и справедливости, даже если это означает пойти наперекор власть имущим. — Поэтому не вижу ничего странного в том, что адмирал Юзефович, вероятно
Мои слова словно ударили Птолемея под дых. Он замер, пораженный дерзостью и прямотой, прозвучавшей в моем голосе. В зале повисла гробовая тишина. Все застыли, боясь пошевелиться и даже вздохнуть. Казалось, сейчас разразится буря. Первый министр не привык проигрывать и тем более не собирался уступать какому-то выскочке-адмиралу, пусть даже и командующему дивизией.
— Смотрите, господа, как заговорили наши доблестные военачальники, — процедил Птолемей, обводя присутствующих тяжелым взглядом. — Оказывается, теперь каждый волен сам решать, какие приказы выполнять, а какие нет. Что ж, прекрасно! Давайте объявим анархию и разброд в наших рядах, прямо накануне решающей битвы с узурпатором!
Раздались отдельные смешки, но большинство адмиралов и капитанов хранили молчание.
— При всем уважении, командующий, вы сами поставили нас в такое положение, — твердо произнес я, глядя Птолемею прямо в глаза. — Ваша попытка грубо арестовать адмирала Юзефовича, не разобравшись и не выслушав его аргументов, спровоцировала этот кризис. Вы обвиняете Карла Карловича в измене, но где доказательства? Одни лишь домыслы и подозрения? Разве это основание для столь серьезных обвинений?
Мой голос креп с каждым словом, наполняясь силой убежденности. Я чувствовал на себе полные изумления и невольного восхищения взгляды других адмиралов. Никто не ожидал, что кто-то осмелится вот так, в лицо, бросить вызов всесильному первому министру.
— Не ожидал я от вас, контр-адмирал Васильков, подобных выводов, — мрачно сказал Птолемей, не в силах сдерживать гнев и прожигая меня взглядом. Его голос стал низким и угрожающим. — Поэтому уже начинаю жалеть о том, что доверил такому недальновидному человеку одну из своих лучших дивизий.
— Во-первых, упомянутая вами 34-я «резервная» дивизия принадлежит не лично первому министру — она принадлежит ВКС Российской Империи, — ответил я, принимая вызов. — Я, как ее командующий, отвечаю перед императором и народом, а не перед вами лично, господин Граус…
Это столичных колонистов и даже некоторых из сидящих за столом адмиралов Птолемей мог кормить сказками о своей непричастности к подлогу завещания. Я, как только эта информация появилась, сразу понял, что первый министр по уши в этом деле и сейчас лишь прикрывает свой зад. А прикрывая свою пятую точку Птолемей, хотел он этого или нет, может спровоцировать междоусобицу уже в самой Коалиции, если начнет преследовать командующего Юзефовича, за которым стоят его «балтийцы». От исхода этого противостояния зависело слишком многое. Нельзя было допустить раскола в наших рядах перед лицом общего врага…
— А, во-вторых, вы как главнокомандующий, можете всегда исправить собственную оплошность и освободить неугодного вам командира от его должности… — продолжил я, глядя прямо в полыхающие яростью глаза Птолемея.
Каждое мое слово падало в напряженную тишину зала, словно камень в стоячую воду, рождая круги негодования и смятения на лицах присутствующих. Я понимал, что иду ва-банк, бросая вызов пожалуй на сегодняшний момент самому всесильному человеку в Российской Империи. Но отступать было некуда. Сейчас решалась не только моя судьба, но и будущее этой самой Империи.