Афганский рубеж 3
Шрифт:
На часах сейчас почти 10 утра. Самый разгар «рабочего дня» в Афганистане. Ещё два часа и будет уже не до полётов.
— Консул, 902й, зарулили, выключаемся. Спасибо! До связи! — доложил я.
— С прибытием! — ответил мне руководитель полётами.
Открыв дверь кабины, меня тут же обдало знойным воздухом. Моментально песок осел на губах, а в глаз попала песчинка. Пока вылезал, услышал как вскрикнул Петруха.
— Я его предупреждал, чтоб не трогал фюзеляж, — сказал мне Лёха, доставая заглушки и чехлы из грузовой кабины Ми-24.
— Да я тоже.
Действительно, обшивка нагревается так, что можно получить ожог моментально. Вот и Петруха схватился за такое «тёплое» место.
Инженеры подошли к вертолёту, чтобы узнать, как вела себя машины. Нареканий у меня не было. Осталось узнать мнение Евича и его товарища. Они как раз зарулили на стоянку и начали выключаться. Через две минуты Андрей Вячеславович уже всех радостно приветствовал на стоянке.
— Сан Саныч, курорт же! — вознёс он руки к небу, подойдя ко мне и пожав руку.
— Просто Сочи в разгар сезона, — ответил я.
— Размещаемся и сразу в штаб. Надо установить контакт с местными. О нас все знают, так что…
Договорить Евич не успел. Прервал наш разговор громкий крик напарника Андрея Вячеславовича. И мне этот человек не нравится от слова «совсем».
— Где АПА, я вас спрашиваю?! Что это за стоянка?! Хрен знает где поставили, — продолжал он возмущаться, буквально срывая с себя шлем.
— Я сейчас, — сказал Евич и пошёл к «крикуну».
До нашего отлёта из Чкаловской, я с ним никогда не встречался. Но в Торске об этом человеке часто ходят слухи. Причём не самые хорошие.
Звали этого человека Захар Щетов. По регалиям, он большой молодец. Лётчик-испытатель первого класса, награждён орденами Ленина и Октябрьской революции, передовик и массовик-затейник. Но как человек — говно. Исходя из его фамилии, «подпольная» кличка у него «товарищ Щет».
Ему то еда в столовой не нравится, то как инженер ему объяснил задание на полёт. А уж к военным лётчикам у него отношение специфическое.
По его словам, мы не умеем правильно понимать технику и документы. А также следовать его рекомендациям. Вместо них предпочитаем положения документов и свой опыт эксплуатации. И этого опыта, по словам Щетова, у нас совсем нет.
— А почему Щетов в Торске больше не появляется? — спросил Петруха, дуя на ладонь.
— Он сказал, что мы «снарядоголовые».
— И всё?
— А потом нашлись те, кто ему объяснил, что он не прав. Не совсем любезно, конечно.
Вот что значит человек пришёл в испытатели не из военной авиации. Хотя многие коллеги Щетова были из аэроклубов и гражданских структур, но никогда бы не позволили себе так себя вести с коллегами. Так что он один такой говнюк.
Петруха отошёл от первоначальных впечатлений от прибытия в Лашкаргах и уже спокойно разговаривал. Солнце сильно припекало голову, поэтому я поторопился надеть кепку.
— Саныч, а почему звёздочка солдатская? — указал на мой головной убор Петруха.
— Так надо. Я же тебе говорил поменять офицерскую на такую?
— Подумал, что ты меня подкалываешь.
—
Тут Евич вернулся со своим напарником, чтобы мы обсудили дальнейшие планы. Щетов был среднего роста. Волосы на голове кудрявые. Глаза большие и вечно ищущие что-то вокруг. Ещё и нос отвратительный. Кончик острый, как у дятла.
— Ну и что, Клюковкин? Что это за организация? — начал возмущаться Щетов.
Я вдохнул полной грудью и посмотрел на бегающие глаза Захара. Надо ему сразу сказать, что его выкрутасы здесь не пройдут.
— Аэродром Лашкаргах, если ты не в курсе. А будешь кричать, всё завалишь. Ты не в Москве.
— Нас должны были встретить. И где?
— Поверь, у местного начальства есть дела поважнее, чем встречать нас. Привыкай, — ответил я и похлопал Щетова по плечу.
Через минуту появился местный тыловик. Нам показали модуль, где мы будем проживать, и расспросили о пожеланиях. Щетов более высказываться не стал, а только молча пошёл в сторону жилища. Тыловик нам подсказал где найти командование эскадрильи, указав на небольшой модуль, который был не чем иным, как штабом.
Разместившись, я направился туда. На выходе из нашего модуля встретил Евича и Щетова, тихо спорящих друг с другом. Захар шёпотом возмущался, а Андрей Вячеславович парировал каждую тираду Щетова… Рядом с ними стояли открытые сумки с их вещами.
— Я ещё раз говорю, надо быстрее. Время тикает, — показал на часы Захар.
— Успеется. Обговорим с военными, а потом полетим.
— Нет времени… Чего тебе? — прервался Захар, увидев меня.
По-моему, «товарищ Щет» целым из Лашкаргаха не уедет. Если так будет разговаривать, то и от меня выхватит.
— Захар, будешь так общаться, нос укорочу. Он тебе всё равно мешает летать.
Щетов замолчал и начал рыться в сумке. До моих ушей донёсся звон стукнувшихся бутылок. Я опустил взгляд и увидел две бутылки коньяка. Запасся, Щетов!
— Нам с местным командованием нужно дружить. Пойду поговорю, чтоб нам везде был «зелёный» свет.
Евич кивнул, а Захар опять разворчался.
— Зачем? У них есть приказ нам помогать. Пускай работают. АПА, техников побольше, стоянку охраняют.
— Захар, дружить придётся. А так как ты предлагаешь, никто не делает, — ответил ему Евич.
— Хорошо, а как делают? — спросил Щетов.
Я то знаю, как всё делается. Надо с людьми разговаривать.
Медленно присел на корточки и взял одну бутылку коньяка. С пустыми руками никто знакомиться не ходит.
У Щетова глаза на лоб полезли вслед за моей рукой.
— Это… ты… — начал он подбирать слова.
— Вот так делают. Пойду сам и поговорю, — ответил я и направился в штаб 305й эскадрильи.
Пока шёл на встречу с местным командиром не увидел разницы с базой в Баграме. Те же модули и палатки, в которых живут офицеры, солдаты и прапорщики. В других зданиях из сборно-щитовой конструкции обустроили столовую, солдатский клуб, Военторг и другие нужные в каждом гарнизоне строения.