Академия Высших: студенты
Шрифт:
Констанция смерила его тяжелым взглядом.
– Лучше бы ты сказал спасибо, что я не бросила тебя лежать в душе.
– Как же вы могли бросить умирать своего лучшего студента? – беззаботно улыбнулся Мурасаки, надеясь, что у него не дрожит голос и Кошмариция не слышит бешеный стук его сердца.
– Не льсти себе, Мурасаки, – холодно произнесла Констанция. – Даже если бы ты был на грани отчисления, я бы не оставила тебя там.
– Конечно, – легко согласился Мурасаки, – если все студенты умрут, кураторы останутся без работы.
– Мы найдем новых студентов, – усмехнулась Констанция, – невелика потеря.
–
Констанция закатила глаза.
– Какие симпатии? Ты мне нужен. У меня на тебя большие планы. И я этого никогда не скрывала, – она говорила с некоторой досадой, как будто повторяла очевидные истины, которые Мурасаки должен был знать.
Но он не знал. Планы? На него? Ну да, иначе зачем бы она держала Высшего деструктора на поводке ментального контроля? Он мог бы и догадаться.
– И вы пришли… – Мурасаки запнулся. – Обсудить эти планы?
Кошмариция поморщилась.
– Я пришла, потому что мне нужен свитер, в котором ты был.
– Свитер? – не понял Мурасаки.
– Да, тот который тебе прислала Сигма.
– Нет! – крикнул Мурасаки раньше, чем успел подумать.
– Да, – сказала Констанция.
Мурасаки упрямо помотал головой.
– Нет, Констанция Мауриция. Я не отдам его.
Констанция подняла брови и покачала головой.
– Мурасаки, он мне нужен.
– Зачем? – Мурасаки попробовал улыбнуться. – Он вам будет тесен в груди.
– Не притворяйся дураком. Я не собираюсь его носить.
– Тогда зачем?
Констация закатила глаза.
– Мурасаки, я хочу знать, что это за свитер, кто его сделал и с какой целью прислал тебе.
Мурасаки молчал.
– Сигмы… нет, – мягко сказала Констанция. – Я видела и показала тебе, как она… ушла от нас. Это даже трогательно, как ты продолжаешь цепляться за надежду, что она жива. Никогда бы не подумала, что ты способен на такую преданность. Но… – Констанция вздохнула, – кто-то использует тебя, Мурасаки. Использует твои чувства к Сигме как твое слабое место. Это ведь очевидно.
Мурасаки молчал. Что он мог ей сказать? Подавитесь своими очевидными фактами? А если Констанция права? Если так и есть? Но… кто еще знал про их историю с жилеткой? Никто! Кто еще мог бы написать эту записку? Никто, кроме Сигмы!
– Чем вам поможет свитер? – устало спросил Мурасаки.
– Я думаю, что это не просто свитер, и собираюсь это проверить. Возможно, в нем заложено что-то еще. Маячок или способность воздействовать на тебя. Или еще что-нибудь. Ты же помнишь того мальчика, в феромонах.
– Ипсилон, – механически ответил Мурасаки. – Его звали Ипсилон.
– Я не могу быть уверена, что не ты был его целью. И вот сейчас из ниоткуда появляется этот свитер. Я не могу рисковать, – она покачала головой. – Никто из нас не может рисковать студентами старших курсов, с такими возможностями как у тебя, с таким уровнем силы…
Мурасаки кивал в такт словам Констанции. Конечно, в ее словах был смысл. Та история, с Ипсом и в самом деле была непонятной. И кажется, ни кураторы, ни декан, так до конца и не разобрались, что произошло и с кем они ведут игру… или войну, учитывая, что жертвуют не фишками, а живыми людьми. Наверное, да, стоит отдать ей этот свитер, переживет он пару дней
– Вы же мне его потом вернете? – спросил Мурасаки, направляясь в сторону шкафа с одеждой.
– Нет, конечно, – хмыкнула Констанция. – Нам нужна не только физическая его часть, но и информационная. Но Академия переведет тебе компенсацию, не переживай.
– Нет, – резко остановился Мурасаки и развернулся к куратору. – Тогда нет.
Констанция закатила глаза.
– Мурасаки, это не обсуждается.
– Нет так нет, – согласился Мурасаки и снова вернулся к Констанции.
– Не думай, что я испытываю восторг от этой мысли, но… – Констанция взяла его за подбородок и посмотрела в глаза.
Мурасаки пробовал отшатнуться, но не смог. Констанция опустила руку, но он продолжал стоять. Это было похоже на липкие нити, которые опутывают изнутри волю, мысли, желания. Стоит порвать одну, появятся новые. Мурасаки чувствовал, как они разворачивают его, как тело живет словно своей отдельной жизнью, делает шаг вперед и еще один. Проклятье! Он готов был кричать от ярости и бессилия, но когда она скручивала его так, он не мог даже открыть рот без разрешения Констанции.
Конечно, он сопротивлялся, как мог. Но казалось, нити ментального контроля только крепли от каждой его попытки освободиться, вернуть себе свободу, как будто подпитывались его сопротивлением. И чем дальше, тем меньше оставалось от желания сопротивляться, хотелось, чтобы быстрее все закончилось, чтобы Констанция уже получила свое и оставила его в покое. Мурасаки рывком распахнул шкаф. Протянул руку к сложенному свитеру. Уронил голову на сгиб локтя. Как он будет себя ненавидеть за то, что он делает! Нельзя же так! Мурасаки попробовал сконцентрироваться, собрать всю свою волю и понял, что пока он пытается сопротивляться, его тело, его собственные руки уже достали свитер с полки. Бесполезно! Все его усилия бесполезны!
Его хватило только на то, чтобы подойдя к Констанции, уронить свитер на пол. Отдать ей в руки он его не мог. Констанция нагнулась, подняла свитер и недовольно посмотрела на Мурасаки.
– И зачем надо было устраивать этот концерт?
Мурасаки молчал.
Констанция развернулась и вышла. Хлопнула дверь. Мурасаки осел на пол. Его трясло, как в лихорадке. Он не понимал, холодно ему или жарко, совсем как тогда, в душе. По лицу стекал пот вперемешку со слезами. Каждая, каждая его попытка вырваться на свободу заканчивалась полным и сокрушительным поражением. Кто он такой перед Констанцией? Кто она такая, что с легкостью подчинила его себе? Как вырваться из этого рабства?
Когда он пытался проделать в прошлый раз, рядом с ним была Сигма, которая каким-то непостижимым образом поняла, что ему надо, хоть он и сопротивлялся ее помощи, как последний придурок. Мурасаки вздохнул и поднялся. Держась за стенку, добрел до ванной комнаты. Включил воду и застыл перед зеркалом. И Сигма видела его в таком виде? Череп, обтянутый кожей, и то выглядит привлекательнее. Впрочем, какая разница, как он тогда выглядел? Вопрос, чем он тогда думал, что попытался в тот момент порвать поводок. Потому что, кажется, любая попытка освободиться делает эту связь еще прочнее. И неизвестно, чем она обернется в следующий раз. А что он будет, можно не сомневаться, ведь у Констанции на него большие планы!