Актуальные проблемы языкознания ГДР: Язык – Идеология – Общество
Шрифт:
Люди такого типа постоянно пополняли городскую бюргерскую интеллигенцию, численность которой неуклонно возрастала. В ее рядах были не только ученые в узком смысле слова, они как раз составляли очень небольшой ее процент. Основное и растущее значение в ней приобретали профессии из новых областей городского управления, финансового дела и судопроизводства, вызванные к жизни необходимостью территориального и государственного развития. Здесь также имелось много возможностей роста, так как практическая деятельность накапливала все больший теоретический опыт по разным специальностям и создавала потребность также в людях со специально-языковым и литературно-языковым образованием. Шел постоянный процесс письменного оформления одной сферы жизни за другой. Происходил рост численности населения городов [344] , иногда очень быстро, в связи с развитием того или иного ремесла, – так что наряду с местечками, городками и просто городами появлялись города с домами в несколько этажей и обширными предместьями. Наряду с этим численность городского населения росла так же в связи с появлением новых городов, как, например, в саксонских областях с развитым горным промыслом. Эти города, как места контактов, имели первостепенное значение в динамике надрегионального переплетения устного и письменного
344
Ibid., S. 33 ff.
345
Ср.: B. Berthold, E. Engel, A. Laube. Op. cit. (см. сноску 4), S. 213 ff.
4. Некоторые внутренние тенденции развития немецкого языка
Все то новое в коммуникативных отношениях, что касалось социальной интерференции, с необходимостью должно было изменить ту роль, которую играла латынь в совокупности форм существования языка. Здесь практика, как это часто бывает, шла впереди теории. Тем не менее международная латынь со стойко продолжавшим окружать ее ореолом «священного языка», которым могли пользоваться только носители науки и высшего образования, постепенно должна была все больше уступать место немецкому языку с его возрастающим практическим значением во всех областях жизни. То, что касалось всех людей, будь то даже весьма сложные понятия, должно было говориться им на родном языке. В то время все больше начинали понимать тесную прагматическую связь между употреблением определенного языка или даже особых форм существования языка и воздействием на слушателя или читателя, wa si hinkumen, daz sie mit den lueten kuennen reden [346] . Без такого немецкого перевода Библии, какой сделал Лютер в 1522 г. [347] , Реформация не стала бы столь могучей силой. Она не смогла бы перерасти из реформы церкви в раннебуржуазную революцию, в которой участвовали незнакомые с латынью широкие слои населения, если бы сам реформатор и его соратники не заложили необходимый для этого идеологический фундамент в немецком языке. Поскольку Библия была объявлена основополагающей книгой, каждый должен был уметь читать ее, толковать и использовать в диспутах. Широким фронтом проникал немецкий язык под священные своды церкви, не только туда, где его всегда использовали для поучения народа, но и в литургию, в латинские праздничные богослужения и даже в науку, но здесь, конечно, лишь робко. В 1524 г. в предисловии к своей «Немецкой евангелической мессе» (Deutsch Euangelisch Messze, 162, 14 и сл.) Томас Мюнцер сказал:
346
J. Pauli. Schimpf und Ernst. Hrsg. von J. Bolte. 1. Teil. Die alteste Ausgabe von 1522. Berlin, 1924, гл. 95.
347
D. Martin Luthers Werke. Kritische Gesamtausgabe. Die deutsche Bibel. Weimar, 1906 ff.
«Es wird sich nicht lenger leiden, das man den lateinischen Worten wil eine kraft zuschreiben, wie die zaubrer thun, und das arme volgk ungelarter lassen aus der kirchen gehen dan hyneyn, so ye Got gesagt hat… daz alle auserwelt von Got gelert werden sollen… Drum hab ich zur besserung nach der Deutschen art und musterung, ydoch in unvorrugklicher geheym des heyligen geists verdolmatzscht die psalmen, mehr nach dem sinne dan nach Worten»
(«Невозможно долее терпеть, чтобы латинским словам приписывали силу, какую имеют волшебники, и чтобы бедный народ уходил из церкви более неученым, чем вошел туда, потому что Бог сказал… что все избранные должны учиться у Бога… Для изменения этого к лучшему я перевел псалмы на немецкий лад, больше по смыслу, чем по словам, однако неотступно следуя откровению святого духа») [348] .
348
Цитируется по: H.O. Spillmann. Untersuchungen zum Wortschatz in Thomas Muntzers deutschen Schriften (= Quellen und Forschungen zur Sprach- und Kulturgeschichte der germanischen Volker. 41). Berlin und New York, 1971, S. 129.
Конечно, латынь еще продолжала преобладать во многих областях, она также часто оставалась основным текстом для перевода. Но кто хотел переубедить своего противника, должен был пользоваться его языком. Томас Мюнцер, например, написал свой «Пражский манифест» на немецком и латинском языках, затем появился еще чешский перевод [349] . Гуманисты уже не считали ниже своего достоинства делать немецкие переводы gemainem nutz zu gut («для общего пользования») [350] , а в своих оригинальных произведениях переходить на немецкий язык; причем они решались на это, будучи часто уже в немолодом возрасте, поскольку в это бурное время первой трети XVI века они хотели, чтобы их знали широкие круги читателей. И Лютеру было уже больше 33 лет, когда он начал публиковаться на немецком языке. Когда ему было за сорок, он уже считал само собой разумеющимся, что
349
См.: Th. Muntzer. Schriften und Briefe. Kritische Gesamtausgabe von G. Franz unter Mitwirkung von P. Kirn (= Quellen und Forschungen zur Reformationsgeschichte. Bd. 33). Gutersloh, 1968, S. 491.
350
Например,
· H. Eggers. Deutsche Sprachgeschichte III. Das Fruhneuhochdeutsche. Reinbek bei Hamburg, 1969, S. 155.
«Deutsche bucher sind furnemlich dem gemeinen man gemacht, jm hause zu lesen»
(«немецкие книги пишутся преимущественно для простого человека, чтобы он читал их дома») [351] .
В 1480 году еще пытались запретить продажу теологических сочинений на немецком языке на том основании, что немецкий язык не в состоянии передать такие сложные понятия [352] .
Немецкий язык проникал также в такие области знания, которые раньше были для него закрыты. Если в документоведении и делопроизводстве он уже с некоторого времени применялся, то теперь участились попытки использовать родной язык также в отдельных науках. Парацельс (он же Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, умер в 1541 г.), например, который, конечно, не случайно открыто симпатизировал народной Реформации и сочувствовал взглядам Томаса Мюнцера, пробовал писать на немецком языке в области медицины и фармакологии. Тот факт, что в 1527 году он прочитал в Базеле лекцию по медицине на немецком языке, он объяснял необходимостью,
351
1529 WA 30, 2, S. 319, 18 ff.
352
Ср.: I. Weithase. Geschichte… (см. сноску 18), S. 69.
«dass die arzney in erkentnis des gemain man komme»
(«чтобы простой человек познал лекарства»)
и
«die Wahrheit durffe nur gut Teutsch reden»
(«истину следовало бы излагать только на хорошем немецком языке»).
В последние годы жизни Альбрехт Дюрер (умер в 1528 г.) посвятил себя сочинениям по теории искусства. Своим четырем книгам «Vier Bucher von menschlicher Proportion» (1528) он предпослал в качестве теоретического обоснования еще в 1525 г. введение в начертательную геометрию – «Unterweisung der Messung mit Zirkel und Richtscheit» («Указание по измерению циркулем и угольником»). В основном, конечно, если вообще можно говорить об употреблении немецкого языка в специальных текстах того времени, переводы с латинского вначале превалировали над сочинениями, писавшимися сразу на родном языке.
«Не ориентированное на латынь построение фраз возможно лишь тогда, когда развитие настолько продвинулось вперед, что позволяет на основе самостоятельного владения понятиями делать одновременно новые мыслительные ходы на своем языке» [353] .
Немецкие тексты действительно еще часто сильно зависели от латинского языка и находились под его влиянием. Иногда это даже входило в намерения автора, поскольку продолжало господствовать неправильное представление, будто лучший немецкий язык – тот, который наиболее близок по строению к латинскому. Это мнение особенно четко сформулировал Никлас фон Виле (Wyle) в 1478 г. в предисловии к своим переводам:
353
W. Seibicke. Fach- und Wissenschaftssprachen… (см. сноску 20), S. 30.
«Yetlich tutsch, das uss guten zierlichen und wol gesatzten latin getzogen und recht und wol getransferyeret wer, ouch gut zierlich tutsch und lobswirdig heissen und syn must und nit wol verbessert werden moecht»
(«Каждый немецкий язык, который выводится из хорошего, изящного и правильно построенного латинского, следует считать также хорошим, изящным и достойным похвалы немецким языком, и уже улучшать его невозможно») [354] .
354
Цитируется по: I. Weithase. Geschichte… (см. сноску 18), S. 57.
Считалось, что для немецкого языка можно рекомендовать не только такие упорядочивающие особенности построения латинского предложения, как, например, конструкции аккузатива с инфинитивом, определительные причастные конструкции в постпозиции, относительное придаточное предложение с welch– , но и, как полагал фон Виле, даже в области риторики немецкий язык должен следовать латинскому, что нет ничего,
«daz nit in dem tutsche ouch stat haben… mocht als in dem latine»
(«что нельзя бы было выразить на немецком языке… как на латыни») [355] .
355
Ср.: A. Bach. Fach- und Wissenschaftssprachen (см. сноску 20), S. 31.
В специальных текстах, естественно, сохранялись латинские термины – из соображений удобства, терпимости или по необходимости, так как еще отсутствовали отечественные специальные обозначения. При этом потребности в создании четких понятий были, в общем, сравнительно незначительны. Интересна особая форма смешения языков в сочинениях Парацельса, которую отмечает Зейбике [356] , например:
«wunden ligamentorum possunt curari sine binden»
(«раны от повязок можно исцелить без повязок», т.е. сняв повязки)
356
Seibicke. Fach- und Wissenschaftssprachen… (см. сноску 20), S. 31.