Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2

Коллектив авторов

решила заняться мной. И заняться не в своем, а в моем

собственном духе.

Однажды она повезла меня на литературный вечер ка­

кого-то захудалого реального училища, куда-то в Измай­

ловские роты.

59

В каждой столице ость своя провинция, так вот и тут

была своя Измайловскоротная, реального училища про­

винция. В рекреационном зале много молодого народу.

Читают стихи поэты-декаденты. Их довольно много. Один

высокий,

без подбородка, с огромным носом и с прямыми

прядями длинных волос, в длиннополом сюртуке, читает

весело и шепеляво, говорят — Городецкий. Другой —

Дмитрий Цензор, лицо не запомнилось. Еще какие-то, не

помню. И еще один. Очень прямой, немного надменный,

голос медленный, усталый, металлический. Темно-медные

волосы, лицо не современное, а будто со средневекового

надгробного памятника, из камня высеченное, красивое и

неподвижное. Читает стихи, очевидно н о в ы е , — «По вече­

рам над ресторанами», «Незнакомка». И еще читает...

В моей душе — огромное внимание. Человек с таким

далеким, безразличным, красивым лицом, это совсем не

то, что другие. Передо мной что-то небывалое, головой

выше всего, что я знаю, что-то отмеченное. В стихах

много тоски, безнадежности, много голосов страшного Пе­

тербурга, рыжий туман, городское удушье. Они не вне

меня, они поют во мне, они как бы мои стихи. Я уже

знаю, что он владеет тайной, около которой я брожу, с

которой почти уже сталкивалась столько раз во время

своих скитаний по Островам.

Спрашиваю двоюродную сестру: «Посмотри в програм­

ме: кто это?»

Отвечает: «Александр Блок».

В классе мне достали книжечку. На первой странице

к а р т и н к а , — молодой поэт вырывается на какие-то просто­

ры 1. Стихи непонятные, но п р о н з и т е л ь н ы е , — от них нику­

да мне не уйти. «Убей меня, как я убил когда-то близких

мне. Я все забыл, что я любил, я сердце вьюгам подарил...»

Я не понимаю, но понимаю, что он знает мою тайну. Чи­

таю все, что есть у этого молодого поэта. Дома окончатель­

но выяснено: я — декадентка. Я действительно в небыва­

лом мире. Сама пишу, пишу о тоске, о Петербурге, о под­

виге, о народе, о гибели, еще о тоске и о восторге.

Наконец все прочитано, многое запомнилось наизусть,

навсегда. Знаю, что он мог бы мне сказать почти заклина­

ние, чтобы справиться с моей тоской. Надо с ним погово­

рить. Узнаю адрес: Галерная, 41. Иду. Дома не застала.

Иду второй раз. Нету.

На третий день, заложив руки в карманы, распустив

уши своей финской шапки,

иду по Невскому. Не заста-

60

ну — дождусь. Опять дома нет. Ну, что ж, решено, буду

ждать. Некоторые подробности квартиры удивляют.

В маленькой комнате почему-то огромный портрет Мен­

делеева. Что он, химик, что ли? В кабинете вещей не­

много, но все большие вещи. Порядок образцовый. На

письменном столе почти ничего не стоит.

Жду долго. Наконец звонок. Разговор в передней. Вхо­

дит Блок. Он в черной широкой блузе с отложным ворот­

ником, совсем такой, как на известном портрете. Очень

тихий, очень застенчивый.

Я не знаю, с чего начать. Он ждет, не спрашивает, за­

чем я пришла. Мне мучительно стыдно, кажется всего

стыднее, что в конце концов я еще девчонка, и он может

принять меня не всерьез. Мне скоро будет пятнадцать лет,

а он уже в з р о с л ы й , — ему, наверное, лет двадцать пять.

Наконец собираюсь с духом, говорю все сразу. Петер­

бурга не люблю, рыжий туман ненавижу, не могу спра­

виться с этой осенью, знаю, что в мире тоска, брожу по

Островам часами и почти наверное знаю, что бога нет.

Все одним махом выкладываю. Он спрашивает, отчего я

именно к нему пришла. Говорю о его стихах, о том, как

они просто в мою кровь вошли, о том, что мне кажется,

что он у ключа тайны, прошу помочь.

Он внимателен, почтителен и серьезен, он все пони­

мает, совсем не поучает и, кажется, не замечает, что я

не взрослая.

Мы долго говорим. За окном уже темно. Вырисовы­

ваются окна других квартир. Он не зажигает света. Мне

хорошо, я дома, хотя многого не могу понять. Я чув­

ствую, что около меня большой человек, что он мучается

больше, чем я, что ему еще тоскливее, что бессмыслица

не убита, не уничтожена. Меня поражает его особая вни­

мательность, какая-то нежная бережность. Мне большого

человека ужасно жалко. Я начинаю его осторожно уте­

шать, утешая и себя.

Странное чувство. Уходя с Галерной, я оставила часть

души там. Это не полудетская влюбленность. На сердце

скорее материнская встревоженность и забота. А наряду

с этим сердцу легко и радостно. Хорошо, когда в мире

есть такая большая тоска, большая жизнь, большое вни­

мание, большая, обнаженная, зрячая душа.

Через неделю я получаю письмо, конверт необычай­

ный, ярко-синий. Почерк твердый, не очень крупный, но

широкий, щедрый, широко расставлены строчки. В письме