Алиса в стране Оплеух

Эсаул Георгий

ВЫПЕЙ МЕНЯ, ВАМПИРША!»

Графиня Алиса зарделась на предложение бутылочки, но – потому что благочинная, воспитанная барышня – не сразу выполнила приказ бутылочки; вдруг, бутылочка – враг?

— Нет, не заманите меня в сети клеветы, пошлости, низменного, милорды и подрыватели пристойностей, похожие на пауков с лапами волков! – графиня Алиса с негодованием топнула изрядной ножкой – коралл, а не девица, тут же уличила себя в словесной ошибке – так классная дама щиплет двоечницу за бока и щёки – и засмеялась легко, непринужденно, раскатывала смешинки, будто шоколадные конфетки

по книжке с любезными предложениями древних поэтов. – Сначала посмотрю – нет ли противопоказаний для самоотрешённых благородных морально устойчивых девиц, мы похожи на мягкий гранит.

Графиня Алиса недаром получала высшие балы на уроке моральной истории, знала легенды о детях гор и степей, с которыми случались неприятности на Среднерусской равнине – бедные маленькие пони, они погибали в уличных страстях Москвы и Санкт-Петербурга, гадали на кофейной гуще, скалили зубы в зоопарке, и только потому, что не прочитали «Эстетику» Новицкого.

А всего-то – запомнить три тысячи двести один постулат о Добре; если порезать горло овце, то она не возродится, если потревожить и запятнать благородную Институтку – она запятнается, честь отвалится комом глины, если дотронуться горячей кочергой до лба городового, то – каторга обеспечена – и другие – не менее важные, для Государственной Думы Российской Федерации и Конституции Благородных Девиц – постулаты.

Графиня Алиса понимала торжественность и опасность момента – когда приложится губами к горлышку бутылочки из-под столового хлебного вина – вдруг, в бутылке – вино; и тогда грех – хотя никто из Института Благородных Девиц не увидит грехопадения, и рыцарь на Белом Коне не заметит неприличное в подземелье, где сера и стоны, но перед собой стыдно, до самоубийства.

Графиня Алиса долго разговаривала сама с собой перед бутылочкой, убеждала, предостерегала, грозила себе пальчиком, укоряла, бранила – слегка, убедительно уговаривала себя беречь честь смолоду – однако, попробовала, словно компот в благородном заведении.

Жижа оказалась противной на вкус (смесь китайской жареной селедки с японскими суши), неожиданно провалилась плутовским комом в желудок – да здравствует прямая кишка!

— Да что же это делается с приличной девушкой; я не обезьяна!

Так с благородными девицами не поступают, звери! – графиня Алиса икнула, словно обезьяна в петле, но не устыдилась икоты, а даже похвалила себя, назвала икоту догматикой. – Я облагораживаюсь, словно садовое растение в Олимпийском парке.

С графиней в этот момент не рискнул бы спорить и богатырь Улан-Батор.

Плечи графини налились тяжестью, свинцом, а потом воспарили, будто из титана – лёгкие, прочные, и Алиса уверена, что плечом легко прошибёт фанерную стену, которая в Институте Благородных Девиц отгораживает ванную комнату от комнаты для размышлений.

Руки слегка утолщилась, но – благородно, без бугров, мышцы играли под кожей, избыток энергии бил в голову, и возникло нехорошее желание – с веселой улыбкой пойти в скверик и нарваться на разговор с нехорошими дяденьками – по красным носам, похожим на светофоры.

Графиня Алиса с удивлением – тело, будто живое, преобразовывалось;

ноги, по Природе длинные, – ещё удлинились, но сохраняли пропорции, становились краше и краше до неприличия, а как же — чистота и незапятнанность чести? – руки и плечи наливались дурной силой, и графиня Алиса уже не думала, что сила – только для графьёв и других сэров, сила – общеполовое достояние.

Живот на глазах втягивался, миленький кругленький бархатный мышиный животик превратился в панцирь черепахи – с хорошенькими кубиками пресса – и нисколечко не убирало женственности, а, наоборот – прибавляло с пафосом.

Графиня Алиса невольно залюбовалась собой, даже не стыдилась, что платьице трещит и расползается на могучей фигуре, словно платье – листья протухшей капусты.

Но самые великие изменения – с грудью: из небольшой, аккуратной, ранее подчёркнуто независимой, оттого, что – слабенькая, груди – левая и правая – наливались, росли до неприличия, закрыли обзор; и графиня, чтобы взглянуть на ноги и живот, уже должна была отодвинуть груди, или закинуть их на плечи, что – сложно, потому что – тяжелые, упругие, резиново-колбасные – Алиса любила докторскую колбасу в синюге – толстая, но груди – презрев колбасу и земное притяжение, росли и утяжелялись, словно накапливали мудрость поколений благородных девиц.

— Да сколько они будут расти, шаловливые? – графиня Алиса всплакнула от досады, но в то же время сердце замирало от сладостной боли – «Самые благопристойные груди на свете – ни один Принц на Белом Коне не проедет мимо, любознательный, пытливый!»

И, когда графиня Алиса с ужасом подумала, что груди опояшут Землю по экватору – рост прекратился – словно убили прогресс.

Графиня Алиса потрогала – ОГОГО! сказала, старалась себя не обманывать, но слегка лукавила, и это «слегка» наполняло графиню полезностью – так кувшин наполнятся золотом:

— Не скажу, что изменения произошли по моей воле, и не уверена, что другое тело – цель моей жизни и мечта.

Железная дорога с Анной Карениной – тоже не мечта и не цель.

Возможно, что на данном этапе истории трансформация, – графиня Алиса с любопытством курочки пососала длинное слово, – необходима – только так в адском подземелье я отстою честь и благородство, мораль и поэтику – пусть даже по мне чёрт водит грязной шваброй и веселым сарказмом намекает на братоубийство.

Графиня Алиса подошла к огромному зеркалу в тяжелой оправе – наследие викингов; рассматривала себя, умилялась, даже покраснела от восторга, но никак не от конфуза; робость поместила на дальнюю полку своих девичьих чувств.

Пропорционально сложенная, крепкая, сильная, спортивная – не меньше мастера спорта по спортивной гимнастике, но груди — великолепнейшие, шикарные – на одних этих грудях можно город Счастья заложить – знамёнами сосков жизнеутверждали.

Лицо слегка удлинилось, щёки, прежде кругленькие, запали – очень эффектно, даже лучше, чем у классной дамы графини Маргариты Васильевны Петрушевской (поговаривали злые языки кухарок, что графиня Петрушевская нарочно коренные зубы удаляла, чтобы щёки красиво втянулись – строго, по-гусарски).