Алистер
Шрифт:
Глава 11
Мне стало тяжко сидеть на этой кровати, стеснять Банжамин, и я встал, натягивая перчатку обратно. Я не показываю руки, потому что мне так комфортнее. Находиться в мире — причина становления уязвимым. Мне некомфортно касаться Тихого. Он не дом мне. И кажется, дотронься меня незнакомец, я подарю ему Напоминание. Этого я боюсь.
Выключил свет и вышел, аккуратно прикрывая дверь. Разбужу — весь мой бред насмарку.
Что только ни придумывал, но это поистине
Я прошёл в гостиную, а позади доносились шаги. Стоит встретить злоумышленника лицом к лицу. Шарлотт. От злоумышленника я недалеко ушёл.
Она взяла меня за щеку, как и множество раз до этого, улыбнулась. Имела бы она представление о том, что я о ней думаю, ей бы всё равно невозможно было помешать трогать меня. Я терпел, а её тёплая рука не падала. Я хочу убрать её. А улыбка — она начинала меня бесить, раздражать изнутри. Сколько ненастоящего в этой женщине.
— Ты обо мне забыл, любимый? — игриво спросила Шарлотт.
— Лучше бы забыл. Прекрати, у меня нет настроения, — мне необходимо отдалиться от неё как можно дальше. — Сказал же, отойди.
— Ты несправедлив ко мне, — она не уймётся. — А как же супружеский долг?
— Ты это мне? — я первый отошёл от неё. Даже голос Шарлотт наигранный. — И не трогай меня. Тебе нужно одно, и дать я тебе это не могу.
— Почему же? Уговаривала раньше — уговорю сейчас.
— Неизменная убеждённость в себе… Начала бы работать, дочку бы прокормила в моё отсутствие. Она голодная ходит по городу. Ты собираешься брать за это ответственность? Каждую ночь с новым.
— Так зачем припёрся? — видно, что она крайне зла из-за моих высказываний.
— Дочку повидать и расстаться. Я обещал быть с тобой, но на расстоянии.
— Спать ты не собираешься, — упёрла Шарлотт руки в боки. Махнула в мою сторону и потрясла головой сама себе. — Сейчас постелю.
Я и забыл… Я рад, что не придётся уживаться с ней в «супружеской» кровати. Меня сейчас вывернет. Я лишь угукнул и начал пристально смотреть на неё в спальном халате. Она, наверное, думает, что я пялюсь на неё, но я лишь старался заставить её по своему хотению взглянуть на меня в ответ.
— Передумал? — ласково проворковала Шарлотт, кокетливо разворошив волосы.
— Нет.
— Тогда не пользуйся моим временем и сделай что-нибудь. Я готова хоть всю жизнь признаваться тебе в любви, потому что это так. Так есть на самом деле. Но ты бросил меня на два месяца. Ты пропал для всех нас. Дошло, помер!
— Тихо, Банжамин уснула, — пресёк её я.
— Иногда мне кажется, что ты любишь дочь сильнее меня.
— Мать бы променяла мужа на ребёнка.
— Получается, я — не мать, — без всякого стеснения или разочарования выразилась клиентка.
Настал тот момент, когда стоит поговорить с клиентом. Можно взять его
— Так быстро отказываешься от звания матери. — Начнём же разговор, полный вранья да убийственной истины.
— А что мне прикажешь? Я не справляюсь с ней. Ты всегда сидел с дочкой и даже засыпал подле Банжамин. Я не ругалась, а хотела. И до сих пор хочу. Но за что? За то, что ты любишь дочь?
— Родители связаны со своими детьми — это элементарно, но ты отказываешься от Банжамин. Почему? Неужто из-за меня?
— Такие вопросы задаёшь… — помешалась она. — Не знаю. Я не справляюсь. Конец.
— И ты ведёшь к тому, что виноват я? — для пущего убеждения тыкнул указательным пальцем в грудь.
— Не ты… — Шарлотт покраснела от злости и «неправильности» моей темы для беседы перед сном. Ей категорически не нравится, что я провожаю её к углу, а оттуда она уже не выберется, ведь прекрасно осознаёт, что она сама пагубно повлияла на себя.
— Хорошо, что ты это понимаешь. Но так не нужно было заводить любовников и звать в наш дом, в котором живёт и Банжамин. Ты взрослый человек, вот только не зрелый.
Я говорил без упрёка, мягко, чтобы она поменьше нервничала. И вид у меня был, как будто я, недавно выпивший, сел на диван и принялся с оставшейся трезвостью разбираться в личной жизни.
Хоть это и невозможно, но моя одежда словно помялась, появились складки, но невооружённым глазом не увидишь. И я не стал напрягаться.
— А не надо было кидать мне причины для подозрений. Мама твердила: «Не выходи за француза». Но проблема в том, что вся наша семья — французы. Мы изменяем, это нормально. Но когда пошёл слушок про тебя, — выделила интонацией «тебя», — я не сдержалась. Хотела тебе раньше предъявить свои подозрения, но побоялась, что ты уйдёшь от меня. Ну, в похождениях я не отказывала себе, но те тоже были женатыми. Узнав о твоей гибели, родственники разбрасывались этой новостью — и дошло до любовничков. Дом свободен… — взглянула на меня, — частично, но вполне подходило.
— Оправданий ты не ищешь? Почему не защищаешь себя, как в присутствии Альберта? — подпёр кистью подбородок.
— Я могу, но опять ты откажешься слушать меня. Я пытаюсь не говорить так же, но меня подмывает снова кинуться на тебя и обвинять за… наши грехи. Мы повязаны в этом городе по самые уши и не отмоемся. И что ты на меня всех собак вешаешь? Сам-то, поглядите, на стороне ходил. Я же следила за тобой. А-а, не замечал? Что грустным стал? Покаяться хочешь?
— Ты меня застукала? — без интереса подыграл.