Алистер
Шрифт:
Дети… Как-никак они умеют удивлять.
— Это очень важное решение. Ты не возьмёшь слова обратно, если попадётся случай?
— Не-а. Для меня важнее — как буду без неё. Она не растила меня, как папа, но жду, когда судьба надо мной сжалится. Секундочку сжалится — и я как ухвачусь!
— Молодец, — с улыбкой на моей ранее недовольной гримасе потрепал Банжамин макушку. — Давай, я бы посмотрел на это. Я за.
Удача в жизни живого играет огромную роль, но некоторые не согласятся с моим ребячеством. Разъясним. Судьба — штука непредсказуемая, она спит много, являясь нейтральной.
Так происходит абсолютно со всеми. Возмездие или награда нагрянут тогда, когда проснётся царица судьба.
— Ну всё. Иди в ванную.
— А тебе не нужно?
— Я потом, ты девочка, я тебе уступаю.
— Ладно. А то ты, наверное, тратишь целый час, как мама.
— Это отчего же? — я рад такому исходу. Маюсь я над нелепицами часто.
— Красота не вечна. Мажешь лицо кремами, волосы укладываешь, что вы там ещё делаете? Я всё про вас знаю.
— Про кого, боюсь спросить?
— Про мужчин. Вы такие неоднозначные, — без левой мысли напоследок закатила глаза и наткнулась на замок. Без расспросов щёлкнула им и вышла.
— Чем я занимаюсь… — со смехом выдавил я и встал, отряхивая несуществующие пылинки.
Я польщён. Удивляться тут нечему; я осознаю, насколько невероятен и прелестен, без сомнений, но услышать комплимент в свой адрес никогда не бывает лишним.
Хоть что-то приятное — это мне награда за вчерашнее. Я полез в карман жилета — тихо. Часы не брынчат, не тикают, не вибрируют, следовательно, клиента не поджидают опасности и он спокоен. Но я слышал шаги час назад. Если, конечно, она не провела любовника через окно, может быть и не она, однако по слуху легко догадаться, что это Шарлотт.
Эх, вперёд. А то уже кажется, что я сбегу отсюда и не пожалею ни о чём.
Заберите меня!
— Как спалось? — как ни в чём не бывало поздоровался с Шарлотт.
— Одиноко, — отчеканила она.
— Стоило бы привыкнуть за два месяца.
— И не подумала бы. Ты мне за всё ответишь в суде.
— Ага.
— Тебе что, правда безразлична моя судьба?
Вот как жёны пилят мужей… Это же целое искусство! Я имел с ними дела, но не напрямую, так что полезным опытом она меня награждает!
— Нет.
— Как у тебя всё просто!
— А зачем усложнять? Разойдёмся — цирк окончится. Мы можем любить друг друга, не любить, но нам известен исход по горке грехов от каждого. Спрошу в последний раз: ты хочешь со мной поговорить о том, что тебя гложет? — Я даю ей шанс, и пусть она ответит положительно, а не убегает от себя.
— Жак, ты уходил на свою работу и не возвращался месяцами. У тебя был выбор: идти туда или нет. Денег хватало, я бы устроилась на работу. Неужели тебе так нужно было бросать меня?
Почему
— По моим выводам ты уходил из дома, чтобы скрывать свои похождения. У вас там, на «работе», есть девушки, ты отмечал. Что, достал тебе наш дом? Я тебя достала?
Имея представление о характере и поведении Шарлотт, то я бы сказал «верно, ты меня достала. Как же ты меня достала!», но я без всякого понятия, что думает по этому поводу Жак. Который лежит себе в могилке мирно и спокойно, а я получаю нагоняй за него. Лучше я пусть полежу в гробу, чтобы отдохнуть.
И если даже Жак изменял Шарлотт, то я об этом уже не узнаю. Конечно, а как иначе, фотографии же на службе делают после того, как умерли или победили, а не наоборот. Иногда фото бывают бесполезны, особенно обидно становится, когда их куча, а результата никакого.
— Я не буду отвечать на столь глупый вопрос. Но скажу, — быстро добавил я, а то Шарлотт гримасу сотворила похуже моей, — всё могло случиться.
— Ах ты! Я была тебе верн… Ты обманул меня! Распинался вчера в признаниях в любви, а сейчас сам утверждаешь, что «всё могло случиться»! — уделила моим словам особое внимание.
— В жизни бывает многое. Стоит справиться с трудностями ради себя. Но у меня чувство, что ты себя не любишь. Раз довела до такого состояния всё, что вокруг тебя. Я готов и дальше помогать тебе, оказывать влияние на твои изменения. Полюбить себя ты обязана любой ценой. И время не важно. Главное — не поздно. Когда поймёшь, что жизнь того стоит, я буду счастлив, Лотта.
Она молчала, боялась произносить звуки, прерывая мой изложение, когда я добрался до любви. Дошло до неё, я буду лишь надеяться. Никто не идеален, но приходится стремиться к этому идеалу, чтоб вас всех! Броситься с головой в авантюру с самим собой и продолжать драться за будущее, дабы судьба услышала твои крики и избавилась ото сна.
— Почему ты стал ко мне терпеливее? — в никуда выпустила Шарлотт.
— Потому что к тебе нужно проявлять больше терпения. Очень много, — я незлобно посмеялся. — И перестань вытягивать из меня признания в любви. — Думаешь, я дурак?
— Жак, перестань. И что же мне делать? То есть нам делать? — она резко смягчилась и избавилась от напряжения. Снова меня проводит.
И с этим есть тоже нужно кончать. Переводить всё к постели… Она могла стать проституткой, но по какой-то причине не стала. Но лучше бы наоборот, и тут я смотрю исключительно на денежную составляющую, ведь видно, что она не доедает, как и дочь. За то, что она не опустилась до проституции, я рад. Но со всем прочим у неё не сложилось самым плохим образом.
И её изменения в тоне всегда настораживали, подсказывали, на что намекает Шарлотт. Она довольно простой человек, посредственный, со своими закидонами, и лишь ей решать, меняться ли ради родного человека, на минуточку, собственного чада. Детям всегда приходится отдавать, а родителю запрещено брать взамен. Видимо, Шарлотт не согласна на подобную авантюру.
Она никто. Не мать. Не личность.
С кем я работаю? А всё же по-настоящему верю, что жизнь меняется.
Резкость моих секундных размышлений порой меня не оставляют равнодушным.