Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года)

Автор неизвестен

Ядгар, к матери обратившись, тоже слово сказал:

— Мать моя, отвечу я на твой вопрос: Больше не придется проливать мне слез. В племени конгратском я в почете стал, — Дед Култай мне кость хорошую поднес. Вот я почему развеселился так! В униженьи жил я, много лет страдал, Под туманом горя сиротой взрастал, Окружен врагами, сердцем трепетал, — Ныне дед Култай моей защитой стал. Бакавул прогнал меня из тойханы, Да к тому ж ударил без моей вины. Как его Култай за это изругал, Как он обличал его и попрекал! А меня погладил, речью обласкал — Мозговою костью угостил меня!..

Мать Ядгара, Ай-Барчин, тоже слово ему сказала:

— Дед Култай — бедняк и сам — незваный гость, — Дед Култай не мог бы дать такую кость. Старика того Култаем не считай: Это — твой отец, одетый как Култай, Мстителем пришел на ултантазов той. Он увидел — ты обижен, угнетен, Сын его, Ядгар, унижен, угнетен! Знаешь ты отца, — он в гневе — как дракон, Но себя еще не открывает он. Жил в Байсуне он, не ведая тревог. Не было врагам при нем путей-дорог, Он алмазный меч от ржавчины берег, Он в бою врагов крушить несметно мог. Шаг его могучий слышу я, дитя! Голос — гром гремучий — слышу я, дитя! Сохранила Алпамышу я дитя! Сын мой дорогой, твой

бек-батыр-отец Из страны калмыцкой прибыл наконец!

Такими словами обрадовала Барчин сына своего…

А теперь послушайте о состязании в стрельбе из лука на пиру Ултана.

Люди валят валом на той: Благородный род и худой, Знатный человек и лростой, Старец и джигит молодой. Будут сорок дней угощать Свадебной богатой едой! Грязных потаскушек сыны, Прихвостни Ултана хмельны; Еле из дверей тойханы Вышел сам паршивец Ултан. Зрелища начаться должны! Громом загремел барабан,— Двинулся народ на майдан: Лучшие из лучников там Будут по мишеням стрелять, Хана и гостей забавлять. Озорны, ретивы стрелки, Пробуют тет ивы стрелки, — Проверяют силу руки. Ходит между ними Култай, Алпамыш — тот мнимый Култай. — Ну-ка, дед Култай, не болтай — Делом заниматься нам дай! — Так ему стрелки говорят. Алпамыш насмешкам их рад: Значит, неопознан никем!.. Посланцы Ултана меж тем Снова к Ай-Барчин пристают, Подлые советы дают: — Раз тебя разумницей чтут, Что ж ты заупрямилась тут? Розы ведь не вечно цветут, Годы молодые пройдут,— Сваты уж тогда не придут. Ты не будь так чванна, Барчин, — Выйди за Ултана, Барчин!.. — Сватам отвечает она: — Сколько я твердить вам должна, — Самозванцу я не жена, — Мужу своему я нужна! — Те ей говорят: — Без причин Счастье отвергаешь, Барчин: Ултанбек — страны господин, — Отвечая «нет», вместо «да», Своего не видишь вреда. — А Барчин свое: — Никогда! — Кольцекудрой честь и хвала! Сватов она вновь прогнала. Видят сваты — плохи дела, — Что-то скажет бек Ултантаз, Как-то примет новый отказ? Надо возвратиться им к ней: Может быть, ответит умней. Снова беки входят к ней в дом, Разговор ведут все о том: — Слова мы разумного ждем, — Не упрямься — думай путем. Каяться ведь будешь потом… — Ай-Барчин стоит на своем: — Воду в решето с вами льем, — Отнял у вас разум Ултан. Он мне, говорю, нежелан. Сколько б ни грозило мне бед, Не скажу вам «да» вместо «нет». Ултантаз ваш — вор, людоед, Да погибнет он не в черед, Семя его бог да сотрет! Пусть меня он силой берет. Стонет угнетенный народ. Ой, родное племя мое, Непосильно бремя твое, Но настанет время твое!.. Ходят-ходят сваты к ней в дом, — Ноги уж волочат с трудом. Но не внемлет сватам Барчин, — Гонит от себя со стыдом… Говорят Ултану потом: — Так и так, мол, речь с ней ведем, Ай-Барчин стоит на своем. Сердце у нее — словно лед, — Замуж, мол, за вас не пойдет, Ултанбек, мол, ей — не тюря, Пусть он, мол, умрет не в черед, Силой лишь меня пусть берет. Столько раз со мной говоря, Время, мол, теряете зря… — Ултантазу так доложив, Каждый сват — ни мертв и ни жив. Ултантаз, щербат и плешив, Выслушал, — пошел на майдан… На майдане люди шумят: Мнимый дед Култай-азамат Тоже по мишени стрелял, — Дальше всех стрелу он метнул! Так он тетиву натянул, Так упругий лук он согнул, — Надвое тот лук разломал, Половинки прочь отшвырнул! Много наломал он других Луков, очень крепких, тугих, Стрелы по мишеням забил! Где он эту силу добыл? Лучников он всех посрамил, Всполошил народ, изумил. Спрашивают люди его: — Э, скажи, Култай, бабаджан, Что за перемена в тебе? Где ты научился стрельбе? Ты же нам известен, Култай! Что за чудеса, Култайджан!.. Говорит им Култай-Алпамыш:

— Если уж хотите правду знать, — о своей силе скажу я так: издавна у меня она, да не была нужна. К чему, — думал я, на старости лет силою хвастать? Похвальбы не любя, держал ее про себя, — думал так будет лучше. А тут — праздничный случай, народу куча, — решил я: силу свою проявлю — народ удивлю, — скажут: «Такой, мол, дед скрипучий, оказывается — батыр могучий!» А дело так было: у Алпамыша от Алпин-бия, деда его, четырнадцатибатманный бронзовый лук был. Бывало, на озеро Арпали мы с ним приходим, лук тот поднимаем с земли — стрелять начинаем. Я стрелу пущу, он стрелу пустит, — молнией стрелы наши летят, до Аскарских гор долетали, большие вершины срывают, бывало. Но только мои стрелы всегда дальше алпамышевых летели.

— Э, э, баба-Култай! — перебил его кто-то, — на старости лет вы что-то путать стали. Если лук, — вы говорите, — имел вес © четырнадцать батманов, то — чудес на свете нет, — такой вес и для великанов тяжел!

— Ай-ай, — ответил Култай, — говоря короче, — не очень мы головы ломали над тем, легка, тяжела ли была эта вещь. Лук этот, впрочем, мы даже и за комара не считали.

— Э, — сказали ему люди, — жаль, что не знаем мы, где этот лук остался. Знали бы, постарались бы как-нибудь сюда его притащить.

Ответил Култай: — Если вы не знаете, я знаю. Сам Алпамыш уже семь лет назад умер в своих оковах, садя в калмыцком зиндане. А лук его оставался на озере Арпали. Ой-бой, он уже давно зарос степною травой!

Узнал об этом разговоре Ултантаз, послал он людей на то место, — вернулись посланные, говорят: «Действительно, есть этот лук». Приказал Ултан несколько упряжек волов погнать на то место, собрал своих беков, — сказал ям такое грозное слово:

— Вы в Конграте жизнь привольную вели, С Алпамышем часто говорить могли. Быть того не может, чтоб никто не знал, Как он этот лук тяжелый поднимал, Как с такого лука стрелы он пускал, Как сшибал вершины столь могучих скал. Требую от вас, чтоб к водам Арпали Все вы, сколько есть, немедленно пошли, Лук многобатманный чтоб из той земли На волах моих сюда вы привезли, — Мне бы, Ултанбеку, оказали честь. Если не пойдете, сколько вас ни есть, Помните: моя жестокой будет месть! Что же вы затылки молча заскребли? Краток мой приказ: ступайте в Арпали!..

Такие слова услыхав, сказали беки промеж себя:

— Теперь что будет с нами? — и страх охватил их… Ай-Барчин, дома находясь, узнав о жестокости Ултана, провидела в душе своей, что сироте Ядгару суждено подвиг совершить. Выйдя к растерянным бекам, сказала Барчин такое слово:

— Беки, просьба к вам униженна моя: Да стоит — не рухнет хижина моя! Листопад в саду — не уцелеть цветам. Как же соловью теперь гнездиться там? Сына своего, сиротку, я вам дам, — Он для вас добудет тот пернатый лук. Если пал верблюд среди пустыни вдруг, Если надорвалась лошадь от потуг, — Должен верблюжонок взять верблюжий вьюк. Льва-батыра сын — мой львенок, Ядгарджан, Вытянет, доставит тот отцовский лук!..

Узнав о словах Барчин-ай, Ултантаз подумал: «Наконец-то она полюбила нас! Этот проклятый Ядгар, оказывается, ее все время расстраивал, против нас восстанавливал! Видно, решила она избавиться от него, — сама его на смерть посылает!»

Ударил он Ядгара по голове камчой, — погнал

его. Сжалось сердце Ай-Барчин, и, к Ултану обратись, она произнесла такое слово:

— Слово я тебе скажу от всей души. Яблочко-лицо мое не засуши. Мужа брат, как муж, его женою чтим, Как мирза, отныне будешь мною чтим. Только моего ягненка ты не бей, Не глумись над ним, внемли мольбам моим. Говорит невеста скорбная твоя: Острым горем грудь распорота моя. С плачем между вас должна метаться я! Милость окажи — дитя мое не бей! Бракосочетанья правя торжество, Зря над ним чинишь такое озорство… — А Ултан опять камчой хлестнул его. Матери глядеть на это каково! Молвит Ай-Барчин Ултану снова так: — В шелесте листвы есть ветра верный знак. Плещет на ветру мой шелковый джелак. Пред тобой дитя, а не могучий враг. Гнев такой и крики для чего нужны? Слишком далеко заходишь ты, дурак!..

Речь матери своей услыхав, льву подобен стал сердцем сирота Ядгар — и тоже слово сказал:

— Бей сильнее, бей! — черед покуда твой. Плачу в скорбный день, поникнув головой. Бей сильнее, бей, собачий гнев удвой, — Сирота Ядгар что сделает с тобой? Как-никак, в твоих руках покуда власть, — Краденою властью наслаждайся всласть!.. — А камча его, как дождь, как снег, сечет, — Жаркий ливень слез из глаз его течет, Только никакой пощады он не ждет. Явится отец — и даст Ултан отчет!.. Бьет Ултан Ядгара, подлая душа! К озеру Арпа он гонит малыша. Рядом с ним шагая, тяжело дыша, Давится слезами бедный Алпамыш. Мальчика утешить хочет Лжекултай: — Потерпи, сынок, что делать? — пострадай, — Властвовать не вечно будет негодяй. Ай, приди, весна! Скорее, снег, истай, — Алпамыша месть, насильник испытай!.. Далека тропа на озеро Арпа! Не видать в горах просветов до сих пор. Каждый стон Ядгара — небесам укор. Озеро синеет, зеленеет луг. Вот он, тот старинный, тот чеканный лук! Как ему поднять многобатманный лук? Но отец пришел ему на память вдруг, — Сердце будто в нем разорвалось в тот миг, Радости и страха испустил он крик, — Поглядел на лук — безмерно лук велик, — Тяжести подобной не потянет бык!.. Жалобно сиротка всем в глаза глядит: От такой задачи кто освободит? А Ултан его все хлещет, не щадит. — Ну, тяни! — кричит он, словно тигр, сердит… Лук берет Ядгар в две детских пятерни, Бьет его Ултан: — Тяни, щенок, тяни! — Молится Ядгар: — Э, боже мой, взгляни, — Силу ты в меня отцовскую вдохни!.. — Оплетен степной могучею травой, Лук зарылся в землю, кверху тетивой. Тужится Ядгар, мотает головой, — То наляжет грудью, то нажмет плечом, — Тяжесть одолеть не может нипочем. Бьет его жестокий Ултантаз бичом, Чем он чаще бьет, тем все больней удар, — Сдвинуть лук бессилен сирота-Ядгар… Алпамыш страдает, глядя на него, — Мучит ведь без смысла гадина его! Из последних сил свой сдерживая гнев, В ярости немой как бы оледенев, Смотрит на Ултана благородный лев, Мнимый тот чабан, неузнанный султан: Перед ним Ултан, конгратский лжесултан. Э, как низок ты, разнузданный султан!..

Тщетно бился над тяжелым луком бедняжка Ядгар, — не мог он лук вытянуть, — людям в глаза опять с мольбою по очереди смотрит. Говорит сыну своему Алпамыш-Култай:

— Э, Ядгар, мой львенок, сын богатыря? Жалостно в глаза людские смотришь зря! Претерпи страданья, горд и духом тверд, — Мужественным — будь, как твой отец-тюря!.. — Словом он своим Ядгара укрепил: Тот подумал: «Честь отца я посрамил!» Спину во мгновенье мальчик распрямил, На врага он взор презренья устремил, — Ни одной слезинки больше не пролил. Мощь батыра мальчик в мышцах ощутил! Исполинский лук пошатывать он стал, Мощи той аркан разматывать он стал, — В землю вросший лук слегка пошевелил, — С треском стали рваться стебли крепких траз. Путы трав густых на луке разорвав, Тот многобатманный исполинский лук От земли Ядгар отваливает вдруг! Волокам он тащит в сторону его, Тащит за собой, как борону его… Весь народ подобным дивом изумлен, Алпамыш героем-сыном умилен. Мрачен Ултантаз, не радуется он, — Страшным подозреньем в сердце уязвлен: — Этот сирота — не слабая овца, — Как бы он не стал могучее отца, Как бы не нажить беды от стервеца! Ханского не снял бы он с меня венца, Не дождаться б нам и худшего конца!.. — Жизни цвет в тот миг сошел с его лица, — Даже затрясло от страха подлеца. «Как теперь нам быть?» — подумал Ултантаз. Мальчика убить надумал Ултантаз… Подвигом Ядгара потрясен Конграт: «Новый Алпамыш!» — в народе говорят. У людей сердца от радости горят… Правда ли, неправда ль — петь нам не мешай, Сладость этой вести, слушая, вкушай… Высоко летает смелый соколок! Путь от Арпа-коля труден и далек! Тот многобатманный древний медный лук К ворот ам Конграта мальчик приволок. От ворот он путь направил к тойхане, Лук огромный внес — оставил в тойхане… К тойхане меж тем спешит Барчин-аим, — Как же не гордиться ей сынком таким? Столь великий труд им совершен одним! Ходит вкруг него — любуется им мать, Обойдя семижды, стала обнимать, Стала его в щеки, в губы целовать. — Ты — моя отрада, — говорит она, — Совершив, что надо, — говорит она, — Дому ты — награда, — говорит она, — Ты — оплот народа, — говорит она,— Ты свершил такое чудо! — говорит, — Жертвой за тебя да буду! — говорит. Будешь на отцовском месте, мой сынок, — Станешь на весь мир известен, мой сынок! — Слезы льет она, покуда говорит… Мнимый дед Култай с народом встороне. Он словам Барчин внимает, как во сне, Все не признаваясь сыну и жене. Думает: «Не время открываться мне, — Чудеса явить хочу родной стране…» Еле помещаясь в шахской тойхане, Лук его огромный прислонен к стене. Алпамыш-Култай народу подмигнул, Исполинский лук он поднял — повернул, На плечо повесил, за порог шагнул — И понес оттуда прямо на майдан Бронзовый тот лук в четырнадцать батман. А толпа шумит, как море-океан, В головах людей — от тех чудес туман. На майдан придя, он в руки взял свой лук, На одну чинару дальнюю взглянул, Тетиву тугую сильно натянул,— И стрелу в чинару дальнюю метнул. Молнией слетела с тетивы стрела, Засвистела так, что весь народ вздрогнул. Далеко чинара старая была, Молнией стрела к чинаре той дошла, — Ветвь одну большую с нее сорвала, — Всю длину майдана покрыть бы могла! Изумлен народ, — прекрасные дела! Изумлен Ултан, — опасные дела! — Ну, и показал работу дед Култай! Подозрителен мне что-то дед Култай… — Новая грызет забота: дед Култай! Всю страну обходит о Култае слух: «Вот какой стрелок чудесный тот пастух!» Говорят иные: «В нем нечистый дух». Про себя кой-кто, а кое-кто и вслух Говорят: «Будь проклят ултантазов пир! Сдох бы он, отродье шлюхи — Ултантаз! Дед Култай давно от старости протух: Не вернулся ль тайно Алпамыш-батыр? — Переполошился весь конгратский мир…»