Анатомия «кремлевского дела»
Шрифт:
Он доказывал совершенство фашистского режима, говоря о растущем влиянии фашизма, и высказывал уверенность в неизбежности установления фашистского строя в России. 12/III-35 г. я, находясь в квартире Урусова Ю. Д., подняла разговор о Германии, в частности, о том, что фашисты продолжают преследовать евреев, при этом привела факт, почерпнутый из газетных источников, о том, что фашистами сожжена библиотека шахматиста Ласкера. На это Урусов Ю. Д. сказал: это неверно, фашисты не жгут научных трудов, это советская пресса распространяет ложные слухи с целью подрыва все растущего влияния фашизма на массы. Присутствовавший Раевский Сергей Петрович заметил: “Однако если Гитлер и преследует евреев, то поступает умно. Он этим докажет, что можно и без евреев управлять страной в противоположность того, что имеется в СССР”. Урусов Ю. Д. целиком с ним согласился, заявив: “Злоба против евреев совершенно естественна, и Гитлер правильно поступает,
658
Там же. Д. 111. Л. 53.
Теперь можно было допрашивать и С. А. Башкирову. Ее муж, Владимир Петрович Башкиров, до революции служил вместе с Ю. Д. Урусовым в прокуратуре Московского окружного суда. Именно к Башкировым Урусов иногда заходил в гости провести вечер за игрой в карты. Чтобы убедить Софию Александровну сотрудничать со следствием, Соколов зачитал ей показания Е. Г. Соловьевой. В конце концов Башкирова вынуждена была признаться, что, собираясь у нее для игры в карты, Урусов и другие гости “вели беседы на политические темы, которые сопровождались к.-р. выпадами против мероприятий партии и правительства”.
Урусов Ю. Д. после убийства С. М. Кирова, однажды придя к нам, сообщил мне к.-р. клевету. Он заявил, что Киров убит Николаевым на почве сведения личных счетов. Киров, как говорил Урусов, был близок к жене Николаева, и последний убил Кирова из ревности… [659]
Следователь не отставал, требовал еще подробностей, и Башкировой пришлось продолжить:
В один из вечеров (точно даты сказать не могу), когда у нас собрались мой муж, Воронцов Д. С., Дымков Л. Н. [бывшие товарищи прокурора. – В. К.], Соловьев Н. Г. и Урусов Ю. Д., последний поднял разговор о законе от 1/XII-34 г. В процессе этого разговора Урусов заявил, что этот закон является выражением паники, которой охвачено сейчас руководство ВКП(б) и советского правительства в связи с деятельностью террористов. Он говорил, что теперь начнутся массовые аресты и расстрелы совершенно невинных людей [660] .
659
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 111. Л. 151.
660
Там же. Л. 152.
Заодно Башкирова показала и на собственного мужа:
Вспомнила, что… клевету [об убийстве Кирова] я сообщила своему мужу Башкирову, Владимиру Петровичу, и, если не ошибаюсь, Соловьевой, Евгении Григорьевне [661] .
В результате арестовали и Владимира Петровича. Впрочем, может быть, он был арестован и вместе с женой – точные данные на этот счет отсутствуют.
Допросы самого Ю. Д. Урусова вел тот же Соколов. Протокол он оформил лишь 25 апреля, после того как были получены показания зятя и знакомых Юрия Дмитриевича. Под давлением “улик” (показаний Раевского, Соловьевой и Башкировой) Урусов все-таки вынужден был признать себя виновным в “систематической пропаганде контрреволюционных фашистских взглядов и распространении контрреволюционной клеветы в отношении руководства ВКП(б) и советского правительства”. Он даже пообещал дополнительно “сообщить следствию факты своей контрреволюционной деятельности”, но следствие к тому времени закончилось, и эти дополнения не понадобились. По итогам “кремлевского дела” Ю. Д. Урусов был приговорен ОСО к пяти годам лагерей и умер в заключении. Супруги Башкировы и Е. Г. Соловьева получили по 3 года ссылки. Их дальнейшая судьба неизвестна.
661
Там же. Л. 151.
83
В конце марта также прошел допрос 36-летнего литератора Я. В. Апушкина. Апушкин был арестован 27 февраля 1935 года, на следующий день после допроса Анечки Никитинской, которая призналась, что ухаживавший за ней Яков Владимирович вел с ней “ряд разговоров, в которых выражал свою озлобленность к существующему строю”.
Апушкин мне говорил, что живая мысль не может быть применима в условиях советской действительности. Вообще Апушкин злобно настроенный человек [662] .
662
Там
И этих показаний хватило для ареста, что вполне подтверждает тезис Апушкина и оправдывает его озлобленность. На допросе Апушкин не стал геройствовать и сразу же признал свое участие в “обсуждении ряда провокационных слухов и контрреволюционной клеветы” [663] , то есть сплетен о личной жизни вождя. Почему-то допрашивать Апушкина выпало Люшкову и Кагану, как будто нельзя было поручить этот незначительный допрос каким-нибудь следователям рангом пониже. В результате чекисты получили малоубедительный компромат на писателей Г. Я. Градова (Никитинского), Ю. Л. Слезкина, Ю. В. Никулина, П. Л. Жаткина и Г. Н. Гайдовского. Ни один из этих писателей в годы Большого террора не пострадал. Сам же Апушкин по приговору ОСО уехал в лагерь на 3 года. Освободился он, по-видимому, в самый разгар террора – вытянул счастливый билет. В 1957 году добился реабилитации и благополучно дожил до своего 90-летия.
663
Там же. Д. 109. Л. 129.
84
Двадцать шестого марта 1935 года следователь Дмитриев, собравшись с силами (на что ему были отпущены сутки), продолжил допрос ключевого обвиняемого – Михаила Чернявского. Как мы помним, в конце предыдущего допроса (который состоялся 24 марта) Михаил признался, что на предложение таинственного троцкиста Ряскина о подготовке убийства Сталина он “фактически” ответил согласием, бросив фразу: “Приеду в Союз, посмотрю”. Теперь же, чтобы развеять все сомнения, Чернявский дал понять, что согласие было безоговорочным. Ряскин велел Михаилу организовывать троцкистские ячейки, а у Михаила, по счастью, уже имелась таковая в лице его “друзей и товарищей” – Новожилова, Гвоздикова, Бузанова, Иванова и Миловидова. Вернувшись в СССР летом 1933 года, Михаил, по его показаниям, зафиксированным Дмитриевым в протоколе допроса,
развил перед ними тему об отсталости Советского Союза; я говорил об огромном контрасте уровня техники между Америкой и СССР, что лозунг партии “догнать и перегнать” – неосуществимая задача, что руководство ВКП(б) не отдает себе отчета в размерах отсталости страны, что политика партии и советской власти ведет лишь к еще большему углублению отсталости России и что виновником такого положения является руководство ВКП(б), в особенности Сталин… Мы сошлись на том, что надо развернуть к.-р. работу, создавать группу и начать накапливание сил. Часть моих товарищей высказалась за необходимость террористических действий в отношении руководителей партии, прежде всего – Сталина. Этими лицами были Новожилов и Иванов. Другая часть – Бузанов, Гвоздиков и Миловидов – высказалась против террора, считая, что необходимо накапливать силы, вести пропаганду троцкистских взглядов и развивать организационную троцкистскую деятельность [664] .
664
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 109. Л. 226.
Казалось бы, Чернявский лишь повторил сказанное им на предыдущих допросах. Но следователь Дмитриев подготовил неожиданный сюжетный поворот. Он вновь спросил у Чернявского, какую позицию тот занимал по отношению к террору. И если ранее Михаил причислял себя к сторонникам “длинного пути”, то теперь вдруг заявил, что на самом деле он тоже являлся сторонником террора, а до этого просто обманывал следствие. Что побудило его сознаться? Муки совести? Полный укора взгляд следователя-большевика Дмитриева? Бог весть. Следователь-большевик не стал выяснять этот вопрос, и Михаил принялся за описание плана совершения теракта.
Сначала я хочу указать на роль отдельных лиц: непосредственным организатором нашей террористической группы являлся Новожилов; моя роль и роль Иванова прежде всего должна была выразиться в том, чтобы найти способы проникновения в Кремль. В отношении Иванова надо иметь в виду, что Иванов одно время работал в Кремле; он знал Дорошина – помощника коменданта Кремля. Как я показал в протоколе допроса от 10/III-35 г., от Иванова же я знал о террористических настроениях Дорошина. У меня была другая возможность проникновения в Кремль – это использование работника комендатуры Кремля Жиромского [665] .
665
Там же. Л. 227.