Анатомия «кремлевского дела»
Шрифт:
Указывалось также, что эти враги трудового народа
занимались распространением гнусной клеветы и вели террористическую пропаганду среди отдельных кругов интеллигенции. В частности, Н. Б. Розенфельд (брат Л. Б. Каменева) пропагандировал террористические взгляды и распространял пасквили о товарище Сталине среди группы реакционно настроенных художников (Фаворский, Лопатинский – близкий друг редактора белоэмигрантской газеты “Возрождение” Семенова – и др.) [708] .
708
Там же. Л. 6.
Еще немного – и художники, вооружившись кистями и мольбертами, пошли бы на Кремль. А там у входа их ждала бы Анечка Никитинская, правая рука таинственной шпионки из иностранного посольства, которая открыла бы им “маршруты следования товарища Сталина, вопросы охраны Кремля и охраны товарища Сталина, представлявшие интерес
Таковы, вновь резюмировал автор, истинные мотивы снятия т. Енукидзе.
91
Третий вариант “сообщения”, сохранившийся в архиве Ежова, отражает творческие метания Николая Ивановича, сопутствовавшие приведению текста в надлежащее состояние. Название “Закрытое письмо” уступает место сначала “Постановлению ЦК ВКП(б)”, а затем “Сообщению Политбюро ЦК”. Меняются и адресаты. Теперь “сообщение” предназначается “членам и кандидатам ЦК ВКП(б) и комиссий партийного и советского контроля”. Появляется и название: “Об аппарате ЦИК СССР и тов. Енукидзе”. И далее следует редакционная правка, результат которой соответствует окончательному опубликованному варианту. Опять перечислялись группы террористов: 1) библиотекарши; 2) военные из комендатуры Кремля; 3) троцкистская молодежь. Кстати, в ходе правки Ежов несколько видоизменил формулировку причины, побудившей Каменева “вдохновлять” сторонников на гнусную клевету и террор. Ранее в документе утверждалось, будто Каменев считал, что “единственным выходом из создавшегося тяжелого положения в стране является устранение от руководства и уничтожение товарища Сталина”. В новом варианте уточнялось: Каменев-де не раз заявлял, что “устранение от руководства и уничтожение товарища Сталина является единственным средством изменить политику партии и пробраться к власти группе Каменева – Зиновьева”. Это изменение придавало некий мотив “преступным” действиям Каменева и отражало желание Ежова и его хозяина поскорее подвести Зиновьева и Каменева под статью о терроре и таким образом окончательно расправиться с ними. Однако во время правки Ежов и этот фрагмент вычеркнул, оставив более широкую формулировку:
Таким образом, выявлена подготовка террористического акта в отношении товарища Сталина со стороны контрреволюционных групп. Все эти группы, по существу, представляли собой контрреволюционный блок зиновьевцев, троцкистов, фашистов и иностранных шпионов [709] .
Впрочем, и эту формулировку пришлось править (в частности, заменив “фашистов и иностранных шпионов” на “агентов иностранных государств, объединенных общей целью террора против руководителей партии и правительства”).
709
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 106. Л. 18.
Вычеркнул Ежов и комичный фрагмент о контрреволюционной пропаганде среди интеллигенции, убрал художников-террористов, сократил (но все-таки оставил) пассаж о “сотруднице посольства одного иностранного государства”. Несколько видоизменил и фразу о Енукидзе: теперь вместо безграмотной характеристики “поддавшийся искушению буржуазных соблазнов” Енукидзе клеймился как “проявивший несвойственную коммунисту тягу к “бывшим людям”” – формулировка столь же комичная, но зато грамматически безупречная. В конце – еще до правки, осуществленной Ежовым, – в машинописный текст был добавлен фрагмент, содержащий предполагаемую меру наказания, предназначавшегося Енукидзе:
При обсуждении вопроса о перемещении тов. Енукидзе приведенные здесь данные о деятельности террористических групп еще не были известны, в связи с чем и было принято такое сравнительно мягкое решение ЦК ВКП(б) в отношении тов. Енукидзе. В связи с этими новыми выявившимися материалами ЦК ВКП(б) считает необходимым обсудить на ближайшем Пленуме ЦК вопрос об оставлении тов. Енукидзе в составе членов ЦК ВКП(б) [710] .
Эта же формулировка с незначительной правкой перекочевала и в окончательный вариант сообщения, заменив собой резюме об “истинных мотивах снятия т. Енукидзе”.
710
Там же. Л. 20.
92
Пока рождалось “сообщение”, шла передача дел от Енукидзе к Акулову, и комиссия Ежова – Шкирятова – Беленького рылась в бумагах Секретариата Президиума ЦИК СССР в поисках компромата. Некоторые результаты этой бурной деятельности были изложены в докладных, направленных комиссией Сталину. Не считая докладной Шкирятова и Беленького о проверке кадров Секретариата ЦИК, в архиве Ежова сохранились: 1) докладная комиссии о проверке отчетности по секретным фондам ЦИК [711] , 2) докладная комиссии о проверке научных учреждений, находящихся в ведении ЦИК СССР [712] , 3)
711
Там же. Д. 105. Л. 11–14.
712
РГАСПИ. Ф. 671. Оп. 1. Д. 105. Л. 16–17.
713
Там же. Л. 21–22, 23–25.
714
Там же. Л. 42–46.
Из вышеперечисленных докладных записок проглядывает острое желание растащить по разным углам все те “богатства”, которые ЦИК долгие годы собирал под свое крыло. Докладывая о подведомственных ЦИК научных учреждениях, проверяльщики предложили ликвидировать Комиссию по составлению и изданию индексов научной литературы – было ясно как божий день, что такую “безобразную, чужую, бездельную организацию” терпеть дальше нельзя, ибо ею в последние годы руководил только что арестованный вольнодумец В. И. Невский, член ВКП(б) с 1898 г., бывший директор Библиотеки им. Ленина. Заодно вывели из-под эгиды ЦИК неизвестно как оказавшиеся там Биологический институт и Биологический музей им. Тимирязева, Секцию международной ассоциации почвоведов, Всесоюзный институт изобразительной статистики, а также Музей народов СССР (комиссия пришла к выводу, что все эти учреждения искали и нашли в лице ЦИК СССР легкодоступный источник финансирования).
Но особенно результативными оказались, как и следовало ожидать, поиски в Финансовом управлении ЦИК. Оттуда были изъяты и переданы Ежову многочисленные бухгалтерские документы. На их основе комиссией была составлена докладная записка о проверке расходования средств из “секретных” фондов ЦИК, которыми единолично распоряжался Енукидзе (отдельно подготовлен был и список лиц, получавших из этих фондов пособия). Проверяльщики отмечали, что финансовая отчетность по открытым статьям находится в полном порядке, но с секретными статьями – ситуация диаметрально противоположная. С деланым возмущением писали авторы докладной, что хоть “особый” фонд и предназначен для “секретных расходов правительства”, тратился он вовсе не на секретные цели, а на пособия работникам, пенсии и “культурные мероприятия” (вечеринки и экскурсии). Особенно возмутили строгих инспекторов выдачи пособий “чуждым” элементам – ссыльному меньшевику Исидору Рамишвили (1500 руб.), подруге ссыльного писателя Н. Р. Эрдмана Степановой (600 руб.), жене осужденного по делу “трудовой крестьянской партии” профессора Н. Д. Кондратьева (500 руб.). Выдал сердобольный Енукидзе пособие и А. П. Сергеенко, бывшему литсекретарю Л. Н. Толстого и В. Г. Черткова, на лечение захворавшего брата. Нечего и говорить, что пособия выдавались женщинам из “донжуанского списка” – в докладной как получательницы названы Р. Г. Миндель и Т. В. Лицинская (последняя отличалась редкостной красотой, которая очевидна даже на тюремной фотографии – в 1937 году она и ее мать А. П. Лицинская будут арестованы вместе с Енукидзе и расстреляны. Сын Тамары Лицинской П. В. Полежаев в изданных в 2002 году воспоминаниях предполагал, что его отцом мог быть А. С. Енукидзе).
93
Сообщение Политбюро о Енукидзе, после окончательной совместной его проработки Сталиным, Молотовым, Кагановичем и Ежовым, было принято опросом 21 марта 1935 года. С ним был незамедлительно ознакомлен партийный актив, а один экземпляр направили “пролетарскому писателю” Максиму Горькому – пусть полюбуется, что еще натворил его бывший приятель Каменев, совсем недавно усердно каявшийся в письме из тюрьмы [715] и просивший Алексея Максимовича “верить до конца, до последнего слова” его речи на суде по делу “Московского центра”, приговорившем его к пяти годам заключения (с Енукидзе “пролетарский писатель” не поддерживал дружеских отношений, в его архиве сохранилось лишь 7 писем к Авелю Сафроновичу, носящих деловой характер). Естественно, Горькому, который совсем недавно (3 марта, в день объявления об отставке Енукидзе) посетил Сталина в его кремлевском кабинете [716] , пришлось реагировать. 24 марта он сочинил ответное послание. Отмежевываться от Каменева не стал – просто ни разу не упомянул о нем, как будто бы ненароком пропустил все те обвинения, что против Льва Борисовича выдвинуло Политбюро. Зато прибег к совершенно бесстыдной лести, по сути ничуть не отличавшейся от той, которой вождя досыта потчевали однопартийцы, – разве что беллетристически расцветил, писатель все-таки.
715
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 209. Л. 130–132.
716
На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И. В. Сталиным (1924–1953 гг.). Справочник. М.: Новый хронограф, 2008, с. 153.