Андрей Кончаловский. Никто не знает...
Шрифт:
Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»
117
прерывистое женское дыхание». Так начался недолгий роман с двадцатилетней дебютанткой
Ириной Купченко. В своих мемуарах Андрей признается, что во время съемок, наблюдая за
актрисой, крупные планы которой в роли Лизы были наполнены неподдельной
одухотворенностью, «чувствовал себя Лаврецким». «Сколько энергии дала мне Ириша
Купченко!» — восклицает
Молодой актрисе был подарен неувядаемый экранный имидж «тургеневской девушки». Но
сам же даритель его и разрушил в «Романсе о влюбленных». На развалинах бывшего
идеального образа возникло нечто совершенно иное: подавальщица из «совковой» столовки
начала 1970-х. Начиная с «Дворянского гнезда» Ирина Купченко снималась у Кончаловского
вплоть до его отъезда за рубеж. И уже в 1990-х — в «Ближнем круге». Она появлялась как раз
тогда, когда режиссер оказывался в некотором творческом тупике. Так было, например, во время
работы над «Дядей Ваней». Не могли найти подходящую исполнительницу роли Сони. Сергей
Бондарчук напомнил Андрею о Купченко: «У тебя же есть такая актриса!» И только тогда
режиссер решился сменить не справляющуюся с ролью другую актрису. Он позвонил Купченко:
«Ира, выручай!» И она согласилась. Воспоминания Андрея о работе с ней исполнены
благодарности.
Женщины в художественном мире Кончаловского — одновременно героини и этого мира,
и реальной жизни художника, которая, в свою очередь, есть продолжение художественного
мира, его атмосферы. Чувственное начало, всегда очень сильное в его произведениях,
несомненно, откликается за пределами творчества.
Маша Мериль, как помним, не была занята в «Гнезде», а образ ее витал в атмосфере
фильма. К тому же она могла волновать воображение Андрея своей причастностью к дорогим
ему кинематографическим именам. Француженка русско-княжеского происхождения
(Мария-Магдалина Владимировна Гагарина), в качестве актрисы (Мериль — ее актерский
псевдоним) она к тому времени уже снялась у Годара. Размышления Кончаловского о родине, об
отношении русского человека к европейскому миру и своим национальным корням опять же
рифмовались с личными чувственными переживаниями, связанными с образом француженки.
Противостояние родного и европейского откликнулось в «Гнезде» «дуэлью» героинь
Беаты Тышкевич (Варвара Лаврецкая) и Ирины Купченко (Лиза Калитина). С точки зрения
героя картины Федора Лаврецкого, в вокальном дуэте в усадьбе Калитиных спорят две его
музы, две его жизни. Загранично-парижская, ставшая ему чужой, с противоестественной
русской княжной Гагариной («чистокровная пензенская,
изменами жены — с одной стороны. А с другой — его призывающая родина, с неброской,
глубоко духовной красотой, целомудренностью. Таков здесь образ Лизы Калитиной, поданный с
кроткой нежностью и сдержанным, но влекущим эротизмом.
Другое дело — Варвара Лаврецкая. За ее плечами опыт светской лжи, двойной жизни, в
конце концов, предательство родных корней. Для самого Лаврецкого она эпоха пережитая,
которая еще цепляет, но к которой он не хочет возвращаться. В фильме Варвару Петровну
сопровождает ее камеристка Жюстин — зрительный образ омертвевшей души героини. Кукла,
изображающая живого человека. Режиссер обостряет духовно-нравственное соперничество
своих героинь как двух женских типов, волнующих его воображение.
Проникающая в «Дворянское гнездо» «чудовищная тоска по Маше Мериль и по Франции»
усиливает состояние обреченности. «Все мучения Лаврецкого, все его мысли выросли из того,
что я весь этот год чувствовал, думая о том, что там, в залитом светом Риме и Париже, ходит
женщина, которую я боготворю и в которой я обманулся. Вся картина об этом — о том, где
жить…»
Но французская актриса, вспоминая в 2000-х годах о романе с Андреем, не находит в нем
этой мучительной глубины. Ей кажется, что Кончаловский переживает единственный «великий
роман» — роман с самим собой. Когда актриса говорит о всепоглощенности Кончаловского
собой, любимым, она невольно воспроизводит распространенные клише представлений о нем,
хотя понимает, что «вызывающий эгоизм» есть необходимое качество его художнической
натуры. С этой точки зрения он поглощен не столько собой, ограниченным известными
потребностями, сколько собой, воплощенным в каждый новый момент его существования в том
художественном мире, который он в данное время создает.
Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»
118
Если художественный мир «Дворянского гнезда» держится конфликтным натяжением
между двумя героинями и вдохновлен любовью и к ним, к исполнительницам этих ролей, и
одновременно к далекой Мериль, то совсем иначе чувствует себя мир «Дяди Вани», иначе в нем
проявляет себя и женское начало как источник жизни. Женщины в картине о духовно
истощившейся России бесплодны, как и земля, образ которой то и дело возникает в кадре в
рифму с раздумьями Михаила Астрова. Они бесплодны, хотя и Елена Андреевна Серебрякова, и