Андрей Кончаловский. Никто не знает...
Шрифт:
толка, сосредоточив лучшее, что в нем было, на профессии. Он готов был пойти на любые
жертвы… ради воплощения своей мечты — кино. И даже отъезд на Запад, как я тогда понимала,
был задуман им для поиска большей свободы в профессии — на том единственном поле боя, на
котором он готов был сразиться с пугающей его реальностью. Проезжая как-то по Красной
Пресне, он взглянул за окно своего «Вольво» и робко признался: «Я этого совсем не знаю!»
«Это» — спешащие после работы
Встретить в Советском Союзе человека, который «этого» не знал, само по себе было большой
ценностью. Он знал другое — чего не знали те, кого он видел из окна своей машины…»
Кончаловский боялся советской реальности тогда, страшится он и постсоветского
отечественного раздрызга, может быть, еще более. Но это вовсе не означало и не означает, что
он не знает того и другого. Знает. Или, как говорит он сам, чувствует мозжечком, подобно тому,
как чувствовал Пушкин Пугачева. И чувствует-знает, как я могу судить, лучше, чем эта
реальность себя самое. Он действительно сражался с нею своими методами и на знакомом ему
«поле боя». Каждый из его фильмов, в большой степени тот же «Романс о влюбленных», был
любовно-разоблачительным укором стране за страх перед ней.
Оттого что роман Андрея и Елены складывался на стыке с художественным миром и
Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»
122
испытывал его несомненное влияние, отношения приподнимались на некие «котурны». Она
верила, что может остаться для него ангелом-хранителем навсегда. Особенно в те моменты,
когда они были наедине, и ее тридцатипятилетний возлюбленный исповедовался перед ней, как
она выражается, девятнадцатилетней «нимфеткой». Она стремилась выглядеть в пространстве
воображенного им мира «гением чистой красоты», «бестелесной Музой». Полтора года она
обращалась к нему на «вы», ощущая в нем породившее ее отцовское начало.
Иногда казалось, что он видит в ней дочь, своего ребенка. Хотя у него были дети, свои
отцовские чувства как будто впервые он испытал во взаимоотношениях с нею, своей героиней.
Тем не менее, просыпаясь иногда ночью от того, что чувствовала его бессонницу, она слышала:
«Ты мой ангел, помни это, ты нужна мне, я очень плохой человек, не будь хуже меня!»
Но ни супругой, ни матерью ни в его художественном мире, ни в реальности Кореневой не
суждено было стать. Она так и останется маленькой клоунессой, напоминающей Ширли
Маклейн, на пороге того мира, в котором может править и смерть. Так происходит и в
«Романсе», и в «Сибириаде» — она остается по сю сторону, не переходя грань миров, а
оставаясь на ней.
К
психическое состояние: слишком резкие переходы от экзальтированного счастья к
необъяснимой тревоге. Андрею, с которым она поделилась своей обеспокоенностью, пришло в
голову окрестить молодую женщину, что и было сделано с привлечением его матери. Но
тревоги не исчезали…
…Осенью 1974 года «Романс о влюбленных» шел в рамках Недели советского кино в
Париже. В составе делегации были Кончаловский, Киндинов и Коренева. Режиссер и актриса
путешествуют по Европе со своим фильмом. И годы спустя она будет взахлеб вспоминать, как
любимый человек знакомил ее со своими парижскими друзьями. А среди них были поэт,
композитор и певец Серж Генсбур и актриса Джейн Биркин; актриса, певица и астролог
Франсуаза Арди и ее муж — актер и певец Жак Дютрон…
Вслед за Парижем «Романс» отправится в Рим. Здесь актриса познакомится еще с одним
приятелем Андрея— итальянским режиссером Бернардо Бертолуччи. Он покажет им свой «XX
век», не на шутку взволновавший Кончаловского и, вероятно, как-то отозвавшийся в
«Сибириаде». Во время прощания с итальянцем Андрей прослезится. Бертолуччи, оказывается,
скажет ему: «Я люблю тебя и всегда думаю о тебе». В то же время маститый итальянец
«Романса» не примет, посчитав его буржуазно-конформистской картиной.
В новом, 1975 году роман Андрея и Елены еще продолжался, будто бы вопреки
предсказаниям «доброжелателей». Но ей самой перспективы казались все более туманными,
поскольку в спутнике своем она видела «независимость от долгосрочных связей», длительность
которых он определял сам, и противиться его авторитету было бессмысленно. Он всегда и во
всем был безусловным лидером, ревнив, а вернее, как казалось ей, властен в отношении своей
женщины. Придерживаясь норм личной свободы «на западный манер», он «хотел видеть рядом
с собой умную, талантливую, образованную женщину и при этом желал ее полного подчинения
собственной воле».
…Весной 1976 года начались хлопоты по обеспечению Елены собственным жильем.
Какой-то кооператив отстроил дом, где Андрей предполагал поселиться сам — в двухкомнатной
— и поселить ее — в однокомнатной квартире. И едва ли не сразу вслед за этим они
расстанутся.
Летом 1979 года состоялась премьера «Сибириады». А вскоре Андрей покинул страну.
После отъезда Кончаловского за рубеж сама Елена, оформив фиктивный брак, осенью 1982-го
отбыла в США. Смогла вернуться оттуда только в 1986 году. За границей она несколько раз