Аркадиана

Покровская Ольга Владимировна

– - Завидую, - говорит он, причмокивая.
– Хорошо тебе живется.

– - Лучше всех, - говорю я.
– И не думай, что я буду испытывать от этого мучения совести. Не буду. Мне хорошо, и точка.

– - Ты на меня не рассердилась?
– спрашивает он осторожно.

– - Рассердилась?
– говорю я удивленно.
– За что ж сердиться? На плохие манеры не сердятся, они по другому разряду проходят.

– - Ну да, - цедит он.
– На богом обиженных не обижаются.

– - Ага, - говорю я.
– Ты тоже чего-нибудь скажи. Как там погода? В стране чего творится?..

– - Дождь идет, - отвечает он.
– А что это ты так решила... внезапно... взяла и уехала?

Я

хохочу. Мне и правда весело.

– - Да почему ж внезапно, - говорю я.
– Откуда ж ты знаешь, что внезапно? Откуда информация? Может, я весь год мечтала, деньги копила... и вот теперь отдыхаю. Ото всего.

– - Что ж, - говорит он со вздохом.
– Я рад за тебя. А твоему...
– он запинается, не зная, как сказать, - бойфренду тоже нравится?

– - Я не знаю, что такое бойфренд, - отвечаю я.
– По-моему, так говорят о сожителе, чтобы не называть вещи своими именами. Но хоть я и люблю определенность в терминологии, я здесь одинока, как перст. То есть я с подружкой, но подружка постоянно бросает меня одну. Вчера она, например, усвиристела на дискотеку... а меня такой бессмысленный образ жизни тяготит, - я допиваю пиво и с удовольствием вытираю рот рукой.
– Поэтому я плаваю... Только вот семечек нет... Дикая страна, знаешь ли...

– - Семечек нет?
– говорит он.
– Каких семечек?

– - Ну обыкновенных, - говорю я.
– Подсолнечных. Знать бы, с собой бы взяла. Килограмм-другой. Если бы пропустили через границу. А то санитарный контроль какой-нибудь придерется... Вредителя найдет... жучка... динозаврика...

– - Деревня, - говорит он на выдохе, и я чувствую, сколько довольных эмоций он вложил в одно слово.

– - Да что ж делать, - говорю я.
– Предки у меня деревенские, не графья, вот и тянет на мраморный пол плюнуть.

Потрепавшись еще минут пять, я выключаю телефон. Уже совсем стемнело. Наверное, со стороны кажется, что я цепляюсь за деревенских предков, как черт за грешную душу. Наверное, так и есть. Наверное, мне больше не за что цепляться.

Уже совсем черно, я не двигаюсь, и мне одиноко. Все меня бросили... Вера услаждает импозантного отелевладельца, Леша немелодичным баритоном голосит на сцене "Belle", развлекая отдыхающих, Маша разводит мужика на бриллианты, Светка прыгает с детишками и думает, как ее Эрхан заработает много денег, а я торчу на пляже в полном одиночестве, и только идиоты лезут с глупостями. Зато кучно. Идиоты косяками ходят, как селедка... Мне становится не по себе и нехорошо. Корчевать тоску и одиночество я решаю древнейшим способом - и в древнейшем обличье. Мне немного боязно, но я отдаю команду: надо - потому что знаю, как позарез необходимо мне проникнуться женским самоощущением. Иначе я буду себя чувствовать никем, а я знаю, что никто погибает... Не будем драматизировать, но вопросы самосохранения не прячут в долгий ящик. Я закидываю полотенце через плечо, прохожу сквозь отельную территорию, выбираюсь на дорогу и с гордо поднятой головой захожу в лавочку ко вчерашнему обладателю корявого пальца.

По крайней мере, не приходится объяснять, зачем я пришла. Узнав меня, он радостно трясется, наклоняется, лопочет мне в ухо комплименты на убогом английском и подталкивает вглубь, в заднюю комнатку лавки. От волнения у него дрожат руки, и он рвет пару презервативов. Ничего, в общем особенного. Спасибо и на том - я заранее подозревала по многим признакам, что одежда его не скрывает выдающихся статей. Рыхловатый пузатый мужчинка... от таких эксклюзива ожидать не приходится. Турок говорит, не переставая, и настойчиво приглашает приходить завтра. Кажется, он рассказывает, когда именно лучше завтра.

– - Может

быть, - говорю я.
– May be, why not. Но не обещаю, дорогуша. Don't promise you anything, darling.

Мне еле удается уйти, он прямо-таки висит на мне, как вьюнок на заборе. Уже в веселом настроении я иду по улице. Не успеваю пройти нескольких шагов, как на меня из темноты, неизвестно откуда взявшись, обрушивается еще один претендент на обслуживание.

– - Девушка, - интимно сообщает он с чистейшим выговором. Азербайджан, русская школа... может быть, институт в Ростове-на-Дону.
– Есть кожа на любой вкус... пальто, сумки, дубленки, все, что захотите. Здесь вам будут плохую кожу предлагать, не слушайте, мы своим никогда плохого не предложим. У нас фабрики... склады... мы вас бесплатно везем в Анталию и обратно. Если хотите, - его голос продуманно снижается до шепота.
– Купим, привезем, вместе с вами отметим покупку...

От этого трудней отбиться. Ему не скажешь кратко "Why not, darling".

Вежливо покивав на выдвинутые предложения, я подвожу итог, решаю, что на сегодня приключений хватит, и поворачиваю обратно в отель.

Встречным курсом томно движется тетка из нашего заезда - в не снимаемой даже при свете луны оранжевой шляпе. Кажется, она из Ярославля. Работает на какой-то торговой базе... Ее сопровождает высокий чернющий турок. Тетка не сводит с него глаз. Она смотрит на него так, словно ее ударили поленом по голове, и она никак не выйдет из ступора. Любому прохожему сразу понятно, что за всю богатую событиями сорокалетнюю жизнь и на всей своей торговой базе она не встречала ничего подобного.

Я провожаю ее взглядом (она меня не замечает, она не заметит и третьей мировой) и весело думаю: кажется, тебе сегодня повезло, подруга. Впрочем, и мне не на что жаловаться... До меня запоздало доходит, что я не спросила даже, как этого кустаря-одиночку зовут. Хотя бы из вежливости... Пожалуйста, докатилась. Кровать не повод для знакомства, как процитировал бы Саша известный анекдот. Если я в старости лет составлю дон-жуанский список, то в нем, похоже, будут пробелы - нежелание кого-либо скомпрометировать ни при чем.

Стоя посреди улицы, окруженная со всех сторон оживленным променадом, я начинаю хохотать. Не возвращаться же обратно со словами "я совсем забыла - как тебя зовут?". На этой жизнерадостной ноте я выпиваю в баре стакан белого - на пробу, больше никогда, ни за что, ни за какие деньги - возвращаюсь в номер и, пропустив новости с родины, заваливаюсь спать сном праведника.

Утро замечательное. Море, дышащее легким молочным паром на горизонте, гладко, как вулканическое стекло. На свежем колбасном срезе - прозрачные, как слезы, капельки жира. Булочки теплые и мягкие, как двухмесячные котята. Одна с какой-то интересной зеленой начинкой из травки... Яйца, на которых написано, что их варили три минуты, действительно варены три минуты... в общем, подозрительная безоблачность. Но Вера хмурится. Вера недовольна. Капиталист был, конечно, ничего, на уровне, старался... вежлив, нежен, галантен... но возраст... сами понимаете...

– - Это уже не тело, - говорит Вера, болезненно сдвигая брови.
– Это уже, знаешь, тельце.

Она ежится.

– - Как бы это... дополнить...
– говорит она, помешивая ложечкой кофе.
– Разбередить разбередил.... Я вообще такой проблемы не знала...

И ругает, на чем свет стоит, Лешу. На него, гада, рассчитывали, а он кинул... связался со своей метательницей молота... Я молчу и не напоминаю, что Леша вообще-то предназначался мне, а не ей. Так изначально было задумано. И при чем тут она, я вообще не понимаю.