Август, воскресенье, вечер
Шрифт:
Мама очень красивая — она с юности знала, что ни дня не будет работать, и ее не коснется нужда. Так и случилось — сразу после выпускного мама выскочила замуж за рискованного безбашенного придурка — моего папочку, и тот обеспечил ее безбедное существование. Лишь много позже она начала понимать, что мечты ее были недостаточно возвышенными и дерзкими, что она ничего не умеет, а молодость бесследно ушла. Отец же жутко комплексовал перед корешами из-за того, что не смог родить сына. Иногда в стенах этого дома происходит лютый треш, но на публике родители исправно
— Лер, — Мама переключается на меня и упирает руки в бока: — Пили, да? Стало быть, папины внушения опять не подействовали? Знаешь, что? Я Тане Рюминой позвоню и попрошу, чтобы она серьезно поговорила с Ильей. А ты наказана. Никаких посиделок с ребятами до конца недели — после занятий сразу домой, я лично проконтролирую!
— Ну ма-а-ам! Мы выпили всего одну бутылку пива, да и ту на двоих! — пробую протестовать, но она остается непреклонной:
— Вставай. С пола прибери и живо в школу.
Пронзительно свистит чайник, мама убегает на кухню, и отравленные похмельем воспоминания о бессильной истерике перед новеньким, о его убийственно-холодном взгляде и нашем французском поцелуе с Илюхой скручивают внутренности в тугой узел.
Я выползаю из-под одеяла и забрасываю вещи в шкаф. Долго стою под душем, еще полчаса сушу волосы и задумчиво жую бутерброд, и ощущение полнейшего фиаско пробирает до костей. Вокруг Вани вьются девчонки, грустная моль Инга прилипла, как банный лист, к тому же Ваня уверен, что я встречаюсь с Рюминым, и это обстоятельство тревожит меня сильнее всего. Теперь, сидя под дурацким домашним арестом, я не смогу ни на что повлиять!
Складирую в сумку учебники, застыв перед зеркалом, замазываю консилером круги под глазами и проваливаюсь в отчаянную глубину темно-коричневой радужки. Отец говорит, что, если вовремя отбросить эмоции, любая проблема превращается в ситуацию, которую можно изменить под себя.
Черт с ним, с новеньким — он всего лишь еще один парень из класса. Пусть катится к чертям со своими надменными замашками. У меня и без него полно прихлебателей, а жизнь бьет ключом.
Словно в подтверждение моих умозаключений, звонит телефон — чересчур бодрый Илюха сообщает, что через пять минут будет у ворот, но я быстро шепчу, что мама рвет и мечет, и ему лучше до конца недели не попадаться ей на глаза.
В мамином наказании просматривается очевидный плюс — Рюмин реально достал, и мне несколько дней не придется общаться с ним вне школы.
* * *
Студеный утренний воздух стремительно вливается в легкие и до головокружения разгоняет кровь, мышцы ноют от давешних бешеных плясок, в виске стучит назойливый молоточек. Я водружаю на нос солнечные очки, разгрызаю подушечку мятной жвачки и вдруг замечаю Бобкову — она чешет впереди в ужасном джинсовом плаще и стоптанных кедах, серые волосы собраны в жидкий хвостик, потрепанный рюкзак
Мышь, да и только! Как же так вышло?.. Разве мало я ее гнобила?
Отключить негодование и гнев не получается.
Нагоняю ее и дергаю за рукав:
— Привет! Как сама?
— Лера… Доброе утро! — она вздрагивает, но мгновенно прячет испуг за сияющей, вызывающей изжогу улыбкой. Еще бы: столько счастья свалилось на нашу бедную нищенку за неполных два дня… — Все нормально!.. Значит, вы с Ильей начали встречаться? Вы же с детства вместе, я так рада за вас!..
— Мы с Ильей — просто друзья, и твое предположение звучит как извращение… — хриплю я, резко вцепляюсь ей в волосы и наматываю на кулак: — Ну, Бобкова, что ты ему сказала?
— Чего? Кому? — она шипит от боли, но продолжает яростно тормозить.
— Волкову! Почему он вчера весь день с тобой тусовался?
— Не знаю… Может, лучше ты спросишь об этом у него? — умоляет она, но я натягиваю сильнее:
— О чем вы говорили, когда он сел за твою парту?
— Ну… он представился, выдал дежурную фразу, типа: «Очень приятно, надеюсь, мы с тобой подружимся», а я пошутила, что вряд ли, потому что я — белая ворона и изгой… — на ее белесых ресницах проступают слезы.
— И все?
— Да, — клянется позеленевшая от ужаса Инга. Ослабляю хватку, стряхиваю с ладони вырванный пучок и легонько хлопаю ее по спине:
— Ладно, живи пока.
Я отстаю от Бобковой на добрый десяток метров, глубоко вдыхаю, крепче сжимаю взмокшими пальцами ремешок сумки…
Ваня, облаченный в строгий черный костюм, стоит у крыльца в толпе ребят — о чем-то оживленно треплется с Петровой, пожимает руку Карманову, приветливо машет Инге но, когда к ступеням подгребаю я, демонстративно вздергивает подбородок и отворачивается.
* * *
Глава 7
После третьего урока я покупаю в столовке пирожок и ухожу в школьный сад. Пятиклассники дружно вскапывают грядки, галдят и носятся под яблонями, а я сажусь на ствол поваленного дерева, превращенного завхозом в скамейку, медленно жую и вспоминаю, как ненавидела в детстве уроки труда — до обморока боялась дождевых червей, черных блестящих жуков и извивающихся многоножек.
Однако уединиться не получается.
— Лер, — в меня вперяется бесстрастный глаз камеры, на его фоне возникает широченная ухмылка Рюмина и заинтересованный, горящий дикими идеями взгляд. — Как самочувствие? Сильно досталось от тети Томы?
— Сильно, — я взвиваюсь. — И вообще, Илюх, отстань — иди лучше Аитова поснимай.
— Ринатку? Он нефотогеничный, — Илюха садится рядом, тайком закуривает, прячет сигарету в кулаке и прочищает горло: — Ты прости меня, Лер… Всю ночь не спал — так переживал. Но мои намерения чисты — дружба навек, ну… тебе ли не знать. Выпил лишнего и уверовал, что все делаю правильно. Это больше не повторится. Слышишь, Лер?