Бал шутов. Роман
Шрифт:
— Или сумасшедший дом, — прибавила Ирина.
— Подожди, не торопись, с этим еще рановато…
Он налил себе коньяка, потер руки и задумался, видимо, решая, что бы еще такое предпринять.
— Как ты смотришь на то, если завтра мы потребуем отдать татарам Крым, немцам — Поволжье, а евреям — Урал?
— Евреям — Урал? — удивилась Ирина.
— А почему бы и нет? Тебе жалко?
— Но они там никогда не жили.
— Почему бы
— Полный идиотизм! — заметила Ирина.
— Это и прекрасно, — согласился он, — или мы не идиоты?
— Идиоты, идиоты! — успокоила Ирина.
— Затем, — продолжал Борис, — я потребую немедленного восстановления монархии, свободы слова и секса и, — он задумался, — и… роспуска Учредительного собрания!
— Которое распустили в семнадцатом? — уточнила Ирина.
— Именно его. Пусть распускают еще раз!.. И, что самое главное — краковской колбасы в магазинах!
— Это уж чересчур! — заметила Ирина.
— Но ты же знаешь, как я ее люблю, — объяснил Борис.
— Наверно, почти так же, как и я, — улыбнулся майор.
Откуда он появился — неизвестно. Может быть, из мелодии Вивальди, парившей над комнатой. Ведь он был почти венецианский дож, а Вивальди — венецианский музыкант… Они, так сказать, были «земляками».
Речь покинула Соколов. Говорил только «дож».
— У нас с вами одинаковые вкусы, — говорил он, — краковская колбаса с чесночком и горбушкой.
Борщ облизнулся.
Дар речи первым вернулся к Борису.
— Вы, собственно, откуда? — спросил он.
— Прямо с работы, — охотно ответил тот, — забежал в гастроном — и к вам.
Он раскрыл портфель- оттуда густо запахло краковской.
— Угощайтесь!
Он выложил на стол несколько кругов.
— Берите, берите, и не нарезая, а вот так, с куска.
И майор откусил чуть ли не пол — палки.
— Так гораздо вкуснее, попробуйте.
Несколько минут все трое смачно и сосредоточенно жевали колбасу.
— Не пересолено? — нарушил молчание Борщ.
— Вроде, нет, — ответил Борис.
— Не жирновата?
— Нет, в самый раз.
— Что ж вы тогда дурака валяете? — ласково спросил майор. — Пиво с Гусаком, понимаете ли, Урал — евреям, видите ли, революция, о которой говорили большевики…
— …совершилась! — закончил Борис. — Я тогда волновался и ошибся.
— Что вы ересь несете?
—
— Послушайте, — Борщ по — отечески улыбнулся, — вы кого из себя разыгрываете, дети мои?
— А что? — спросил Борис, — мы ж договорились — диссидентов!
— Но ведь не идиотов? Неправильной дорогой идете, товарищи! В сумасшедший дом идете. А вам надо в тюрьму! И на Запад! Какой путь вам больше нравится?
— На Запад, — подумав, сказал Борис, — куда ж еще?
— Так и ступайте туда нормальным путем!
— Как?! — взмолился Борис, — я ведь ни черта не знаю! Не видел ни одного живого диссидента! Не нюхал не только практики, но даже теории!
— Изучайте, — спокойно возразил Борщ, — читайте!
— Где? — спросила Ирина, — в библиотеке?
Она иронично смотрела на майора.
— Зачем далеко ходить, — ответил он, — я вам дам почитать.
Он раскрыл портфель и вместо колбасы на этот раз достал оттуда три толстых тома.
— Полное собрание сочинений, — пропел он.
— К — кого? — поинтересовался Борис.
— Солженицына, — скромно ответил Борщ.
Борис с ужасом смотрел на полное собрание.
— Вы знаете, что мне предлагаете?! — сурово спросил он у майора.
— Знаю, — сознался тот.
— И сколько за это можно получить- тоже знаете?
— Бывший их владелец получил восемь, — сказал Борщ, — но можно дать и больше.
— Так зачем же вы нам это предлагаете? — спросила Ирина.
— Мы, кажется, договорились, что вы прекращаете играть идиотов. Не для этого я вас приглашал! У нас достаточно сотрудников, которые их с успехом сыграют, с блеском! Диссидент, дорогие мои, это прежде всего не дурак!
— Поэтому их у нас так мало? — поинтересовалась Ирина.
— И не остряк! — оборвал Борщ. — У него нет времени на иронию. И на скепсис! Он борется, он рвет и мечет, он зажигает и убеждает. Это маленький Герцен, который бъет в свой колокол!
Глаза майора запылали:
— Звоните! — призывал он. — Бейте в набат! Зовите народ к топору! Бросайте в него идеи, которые возгорятся, которые…
— Где их взять? — спросил Борис, — где?
— У Александра Исаевича! — убежденно сказал Борщ, — что ни фраза — алмаз!
Он схватил томик, раскрыл его и проникновенно начал читать.
«Никому не перегородить путей правды, — страстно декламировал он, — и за движение правды я готов принять смерть!»