"Баламуты"
Шрифт:
Шура быстро успокоилась. Скоро заговорили свободнее, за столом стало оживленно.
После второй рюмки Нюра вдруг затеяла склону с Шурой.
– Плохо нам без матери будет, - вздохнула Шура.
– Любила я ее.
– Любила, - ехидно сказала Нюра.
– Потому и клубнику со своей дачи по базарной цене продавала.
– Брешешь!
– ощетинилась Шура.
– Я клубнику Клавке, а не матери приносила. А чегой-то я ей за так должна отдавать? Я работаю так же, как и она. Не богаче всех.
– Клавке принесла, - передразнила Нюра.
–
– Подлюка ты, Нюрка!
– взорвалась Шура.
– Кто бы говорил, только не ты. Помолчала бы лучше. Ты матери много принесла? Твой Федор из последних грошей тридцатку у матери занял, да так и не отдал.
– А ну, хватит!
– цыкнул на них Михаил.- Забыли, где сидите? Совсем охренели?
Шура уже поставила руки в боки и набрала побольше воздуху в легкие, готовясь разнести Нюрку, но от окрика Николая опомнилась. Груди сестер тяжело вздымались, а из глаз, когда они встречались взглядами, летели разящие молнии, сталкивались где-то на полпути, и, казалось, треск идет по комнате.
Охмелевший Иван вдруг затянул "Ой цветет калина". Разгоряченная Шура с разворота подцепила его локтем, и он кувыркнулся со скамейки на пол, попытался встать, но дальше четверенек дело не шло. Михаил с Шурой подняли его и увели на кухню, где уложили на топчан.
Павлет пил и не пьянел. Он старательно ухаживал за Ириной, подливал в рюмку водку, подкладывал закуску и, протягиваясь к тарелкам, то и дело, как бы невзначай, цеплял ее то за бок, то за грудь, хотя и так сидели тесно, касаясь друг друга.
Ирина почти не пила, но ухаживания с замиранием души принимала. В этой игре, которую затеял Павлет, было что-то греховное, но до обморока сладостное, и она не противилась этому; и любопытно было и тревожно, и хотелось броситься в грех, как в омут, с головой.
Володька только подливал себе в стакан и пьянел все больше и больше. Ирина поглядывала на мужа настороженно и, хотя сама дала ему волю, теперь боялась за него, ненавидела и жалела себя, не сознавая, что этой жалостью старается оправдать свой флирт.
Когда Володька встал и нетвердо пошел в коридор курить, Ирина вышла за ним и дала волю раздражению.
– Нажрался?
– Учти, я домой тебя тащить не буду.
– Я трезвый, - тяжело выговорил Володька. И вдруг свирепым взглядом вцепился в Ирину и рявкнул:
– Иди отсюда, гадюка!
Ирина вспыхнула и, ни слова не говоря, тенью скользнула в комнату. Застолье базарно гудело. Разбились парами и кричали о своих делах, обидах, болезнях.
Шура плакалась Клавдиной соседке Вере на своего Ивана.
– Убила бы, паразита. Я с ним и по-хорошему, и по-плохому - ничего не помогает, - жаловалась она.
– Вер, ведь без просыпу. Прошлый раз чуть дачу не спалил. Хорошо мы с Валькой подоспели. Как пьяный курил, так с папиросой и уснул. В одеяле полуметровая дырка. Вата тлела, дым, гарь по всей комнате - так хоть бы шевельнулся! Ох, и зло
Шура всхлипнула и вдруг зло блеснула глазами:
– А я терплю, терплю, а потом сдам во Мценск, в ЛТП , там быстро вылечат.
Вера наклонилась к Шуре:
– А я вот что тебе скажу, - зашептала она.
– Есть одно средство. У нас сосед хромой, Юрка. Уж как пил! Все пропивал. С себя вещи продавал... Сейчас в рот не берет. Как подменили.
Шура заинтересованно посмотрела на Веру.
– Есть одна бабка, ее все Шкрипка зовут. С трех раз заговаривает со святой водой и дает травку, а травку нужно в еду подмешать. И все! После этого водку на дух не принимает.
Шура заволновалась:
– Веранька, милая, век буду Бога молить. Сведи меня с бабкой этой.
В глазах была мольба.
– Свести не долго. Только не за так. Шкрипка двадцать пять рублей берет ... Ну. и мне пятерочку.
– Да кабы вылечить, оно и не жалко, - нерешительно сказала Шура. Вера уловила эту заминку и, приставив к ее уху ладонь, зашептала что-то. Зинка также отвечала шепотом.
А рядом тетка Марья давала рецепты "от солей" жене Михаила Клавдии:
– Ты попробуй кедровые орехи. Двести граммов не очищенных орехов на поллитру спирта. Потом залей спиртом, и пусть стоят две недели, - учила Марья.- Потом на ночь растирай больное место. Говорят, хорошо помогает.
– Не знаю. Чего только не пробовала. И адамов корень настаивала, и рис натощак три месяца ела, и змеиным ядом растиралась, и пчелиным - ничего не помогает.
– Ну, тогда тебе надо ехать на Украину к костолому. Знаменитый дед, говорят. Про него даже в газетах писали. Всех на ноги ставит.
– Это куда Полякову Нинку муж возил?
– Нет, Сашка Нинку в Молдавию возил. Там свой костолом есть. Но тот больше массажом берет. А это место называется Кобеляки, а фамилия дядьки - Косьян. У меня все записано: и как доехать и как стать к нему на очередь.
– Ну, не знаю, как там. А только Нинка Полякова, опять в больнице лежит. Сашка говорит, что две тыщи отвезли. Сколько прожили, пока очереди дождались! Народищу, говорит, тьма. Все квартиры забиты. А за квартиру местные пять рублей с носа берут. Дороже, чем в любом Сочи.
– Это ты ничего не знаешь, - поджимая от обиды губы, возразила тетка Марья. У Нинки, после того как она туда съездила, все как рукой сняло. Только ей нужен был покой, а она сразу на самолет, да потом поездом. Ее растрясло, что-то там опять в позвоночнике сместилось, и стало хуже. Вот в больницу и попала. Здесь сами виноваты. Потом, этот, который в Молдавии, больше массажом действует, а в Кобеляках, который Косьян, тот нащупывает вывих какой и вправляет. Даже, говорят, пальцами соли разбивает. У нас на работе бухгалтер, Петр Афанасьевич, без палки ходить уже не мог. Извелся, в щепку превратился. Сейчас не узнать. Как боров стал...