Бегущий по лезвию бритвы
Шрифт:
Потом внезапно он оказался на мосту, перекинувшемся через морскую гладь. У самых его ног скользили акулы с острыми плавниками. Одну из них ему удалось поймать на леску, и, появившись из воды с разверстой пастью, она начала приближаться, чтобы проглотить его. Он отступил назад, но мост прогнулся, и вода захлестнула его.
Теперь пошел еще отвратительный дождь. Всюду, куда ни посмотри, была одна гадость. С противоположного конца моста к нему приближалась группа людей. Они не любили его. Когда они приблизились, он увидел в их руках связку акульих зубов. Он был императором. Они водрузили ожерелье из зубов ему на голову, и он
Он опять сидел в темном сыром подвале на гниющей древесной трухе, прислушиваясь к вездесущему хлюпанью воды. В этом мире правила гадость, и у него не было права голоса; акульи зубы навсегда лишили его голоса.
— Я — Манфред,— промолвил он.
— Говорю тебе, когда нам удастся установить с ним контакт, будет потрясающе! — разглагольствовал Арни, возлежа рядом с Дорин на широкой кровати.— Я имею в виду контакт с тем, что происходит у него внутри; тогда мы узнаем будущее, а где, как не в будущем, все и происходит?
Дорин Андертон что-то невнятно пробормотала.
— Не засыпай,— Арни наклонился, чтобы прикурить следующую сигарету.— Представляешь, сегодня с Земли прибыл крупный торговец недвижимостью. У нас есть на космодроме свой парень, и он узнал его, хотя, естественно, тот зарегистрировался под вымышленным именем. Впрочем, торговец сошел с транспортера и улизнул от нашего парня. Я же предсказывал, что они появятся! Как только мы услышим маленького Стайнера, никаких секретов не останется. Понятно? — Арни потряс спящую Дорин,— Если ты будешь спать, я тебя сейчас скину пинком под зад с кровати... и можешь пешком отправляться к себе домой.
Дорин застонала, перевернулась и села. В матовом свете спальни ее тело будто светилось. Она откинула с глаз волосы и зевнула. Бретелька ночной рубашки соскользнула с плеча, и Арни восхищенно замер, увидев высокую упругую грудь с ровно посередине расположенным соском.
«Черт, вот это девка! — подумал Арни.— Действительно стоящая. И она неплохо поработала, удержав Болена, не дав ему ускользнуть, как это водится с тупоумными шизофрениками. Их же нельзя удержать на приколе — совершенно безответственные люди, витают в облаках. Взять хотя бы Болена — ученый идиот, идиот, который умеет делать вещи, так что придется нам смириться с его идиотизмом и дожидаться результата его трудов. Этих ребят невозможно заставить; вот я и не заставляю».
Арни взялся за одеяло и откинул его в сторону, с улыбкой глядя, как Дорин натягивает рубашку на свои обнаженные колени.
— От чего ты могла устать? Ты же ничего не делала, только лежала. Разве нет? Разве лежать так уж тяжело?
— Все,— пристально взглянув на Арни, ответила Дорин.
— Ты что, шутишь? — возмутился он.— Мы же только начали. А ну снимай рубашку! — И, ухватившись за оборку, одним рывком сдернул ее с Дорин и положил на стул рядом с кроватью.
— Я хочу спать,— Дорин закрыла глаза,— Так что не обессудь.
— А я и не возражаю,— рассмеялся Арни,— Ты же здесь, не так ли? Спишь ты или бодрствуешь, тело твое на месте, а мне только того и надо.
— О-о-о.
— Прошу прощения,— И он поцеловал ее в губы.— Не хотел сделать тебе больно.
Голова ее откинулась назад — она действительно собиралась спать. Арни почувствовал себя обиженным. Хотя
— Когда закончишь, надень на меня рубашку,— пробормотала Дорин.
— Но я еще не закончил.
«Я могу еще час, а то и два,— подумал Арни.— Так меня тоже вполне устраивает, даже нравится. Спящая женщина хоть не разговаривает. Хуже нет, когда они начинают болтать,— это все портит. Или еще стонут». Он терпеть не мог этих стонов.
«Поскорее бы получить результаты от Болена,—думал Арни.— Я знаю, что нас ждут потрясающие новости, когда мальчишка заговорит. Замкнутый мир аутичного ребенка: подумать только, какие он может таить в себе сокровища! Наверное, как в сказке — сплошная красота, чистота и истинная невинность».
Дорин застонала в полудреме.
Глава 9
Джек вложил в руку Лео Болена большое зеленое семечко. Лео внимательно рассмотрел его и протянул обратно.
— Что ты видел? — спросил Джек.
— Семя, конечно.
— С ним что-нибудь произошло?
Лео задумался, но ничего не мог припомнить.
— Нет.
— А теперь смотри,— Джек уселся за кинопроектор.
Он погасил свет, проектор зажужжал, и на экране появилось изображение. Это было то же семечко, но уже посаженное в землю. На глазах у Лео оно треснуло, из него проклюнулись два росточка: один начал проталкиваться вверх, другой разделился на тончайшие волосинки и ощупью пополз вниз. Семечко перевернулось, из верхнего ростка появились многочисленные ответвления.
Лео смотрел, затаив дыхание.
— Послушай, Джек, это ваше марсианское растение? Ты только посмотри, как оно растет! Господи, как сумасшедшее!
— Это обыкновенная фасоль,— ответил Джек.— Точно такая же, как я тебе только что давал. Просто ты все видишь в ускоренном виде: пять дней спрессованы в несколько секунд. Благодаря этому можно наблюдать процессы, происходящие в прорастающем семени; они идут так медленно, что мы их обычно не замечаем.
— Послушай, Джек, это действительно здорово,— воскликнул Лео.— Значит, мальчик воспринимает время с такой же скоростью, как мы сейчас видели на экране. Понимаю. А то движение, которое воспринимаем мы, кажется ему ускоренным до такой степени, что он его вообще не замечает. Зато верно видит такие замедленные процессы, как прорастание семени: может выйти во двор, сесть и смотреть, и пять дней покажутся ему все равно что десять минут для нас.
— В этом-то и заключается вся идея,— подтвердил Джек и пустился в объяснения, каким образом будет действовать камера. Однако они были настолько перенасыщены техническими терминами, что постепенно в Лео нарастало раздражение. На часах было одиннадцать утра, а Джек все еще не проявлял никакого намерения лететь к горам Франклина Рузвельта — настолько он был поглощен своей теорией.
— Очень интересно,— пробормотал Лео.
— Мы берем пленку, записанную со скоростью пятнадцать дюймов в секунду, и прокручиваем ее для Манфреда со скоростью три и три четверти дюйма в секунду. Например, слово «дерево». Мы включаем изображение дерева, под которым записано само слово, и держим его минут пятнадцать — двадцать. Потом записываем то, что говорит Манфред, на скорость три и три четверти дюйма в секунду, а прослушиваем на скорости пятнадцать.