Бегущий по лезвию бритвы
Шрифт:
Тодт был инженером, а не идеологом... и сумел добиться многого. Но...»
Смутная мысль, блуждавшая в глубинах сознания, обрела форму.
— Слушай, Джо, а разве на Восточном побережье эта «Саранча» не под запретом?
Он кивнул.
— А почему ты ее читаешь? Разве у вас за нее не расстреливают?
— Все зависит от национальной принадлежности и от старой армейской нарукавной повязки.
Так и было. Меньше всех читать, говорить и слушать разрешалось славянам, мексиканцам, пуэрториканцам. У англосаксов дела обстояли получше:
— Я читал ее в сортире,— признался Джо,— Прятал под подушкой. Честно говоря, потому и читал, что нельзя.
— Да ты смельчак,— улыбнулась Джулиана.
— Издеваешься? — с подозрением спросил он.
— Нет.
— Вам здесь легко живется. Никаких проблем, целей, трудов и хлопот. Плывешь себе по течению, словно с довоенных лет ничего не изменилось...— В его глазах застыла насмешка.
— Решил убить себя цинизмом,— перебила его Джулиана.— Ах, бедняжка! Идолов у него отобрали, некому теперь подарить свою любовь! — Она держала вилку острием вперед, и это от него не укрылось. «Ешь,— мысленно приказала она,— или откажись от удовлетворения и физиологических потребностей».
Джо набил рот и, прожевав, сказал:
— Этот Абендсен живет неподалеку отсюда, в Шайенне. Спокойное местечко нашел для раздумий над судьбами мира, верно? Прочти вот здесь. Вслух прочти.
Она взяла книгу и прочитала на обороте обложки:
— «Он — бывший сержант морской пехоты США, участвовал во Второй мировой войне. В Англии был ранен в поединке с фашистским танком “Тигр”. Ходят слухи, что его дом набит оружием и превращен в неприступную крепость».— Она закрыла книгу.—Тут не написано, но мне говорили, что он немного свихнулся. Живет высоко в горах, окружил свой дом колючей проволокой под током. До него непросто добраться.
— А может, он прав, что опасается? — предположил Джо.— Шишки из Партай, небось, до потолка прыгали от злости, когда прочли эту книгу.
— Он и раньше так жил, еще до того, как написал «Саранчу». Его дом называется...—она взглянула на обложку,— Высокий Замок. Название он сам придумал.
— Да, немцам его не сцапать,— пробормотал Джо, торопливо жуя,— он всегда начеку. Хитрый, черт.
— А все-таки надо быть не робкого десятка, чтобы написать такое. Не победи Ось, мы бы могли говорить и писать все, что угодно, как до войны. И страна была бы цела, и законы куда справедливей. И одни для всех.
К ее удивлению, Джо согласно кивнул.
— Не пойму я тебя,— сказала Джулиана.— Во что ты веришь? Чего хочешь? Защищаешь этих уродов, которые задались целью перерезать всех несогласных, и тут же...— Она яростно схватила его за уши и потянула вверх. От изумления и боли у него глаза вылезли из орбит.
Тяжело дыша, они молча смотрели друг на друга.
— Дай доесть твою стряпню,— наконец вымолвил Джо.
— Что ты сказал? Не хочешь со мной разговаривать?
— Пустой разговор,— буркнул Джо,— Не о чем спорить. Знаешь, как коричневые рубашки прозвали когда-то болтунов-интеллигентов? Eierkopf, яйцеголовые. Потому что их огромные выпуклые черепа легко раскалывать в уличных заварушках.
— Если ты и обо мне такого мнения, почему бы тебе не убраться отсюда? — разозлилась Джулиана.
У нее мороз пошел по коже от его зловещей гримасы.
«Какая я дура, что пустила его к себе,— горько подумала она.— Теперь поздно. Мне от него не отделаться».
Джулиане казалось, произойдет что-то страшное и это будет связано с ним.
— Ну, в чем дело? — Он приподнял ее подбородок, погладил шею, сунул руку под рубашку и стал с вожделением ласкать плечи.— Это нервы. Груз проблем. Сеанс психоанализа — и мы снимем тяжесть с вашей души.
— И тебя назовут евреем-психоаналитиком.— Она вяло улыбнулась.— Хочешь вылететь в трубу крематория?
— Ты боишься мужчин. Верно?
— Не знаю.
— Это я еще ночью понял. Если бы я не...— он осекся,— не старался угадывать все твои желания...
— Если бы ты не переспал до меня с кучей баб,— перебила его Джулиана.— Вот что ты хотел сказать.
— Я сказал правду. Знай, Джулиана: я никогда тебя не обижу. Даю слово, больше того: клянусь прахом матери. Я буду очень внимателен, позабочусь о тебе, всегда приду на помощь, если что... Забудь свои тревоги. Пусть не каждый раз, но я смогу утешить и приободрить. Тебе пока просто-напросто не везло.
Слегка успокоенная, она кивнула. Но в душе оставались холод и тоска, и Джулиана не понимала, откуда они взялись.
В начале рабочего дня Тагоми улучил минутку, чтобы поразмыслить в одиночестве.
Утром перед уходом на работу он ознакомился с докладом Ито. Молодой студент был уверен, что Бэйнс — не швед. Скорее всего, он немец.
Впрочем, ни в Торгпредстве, ни в токкоке — японской службе безопасности — не питали иллюзий относительно способностей Ито к германским языкам. «Похоже, это все-таки его нелепые домыслы,— подумал Тагоми.— Олух-энтузиаст с романтическими наклонностями. Игра в сыщиков плюс чрезмерная подозрительность».
Но кто бы ни был Бэйнс по национальности, совещание с ним и пожилым господином с Родных островов произойдет в условленное время. И, надо сказать, этот человек пришелся Тагоми по душе. «Возможно, главный талант опытного руководителя в том и заключается, чтобы распознавать хороших людей при первой встрече,— подумал Тагоми,— Чувствовать характер собеседника. Уметь заглядывать в душу. Даже сквозь скрытый чертами лица Инь мне виден мерцающий во тьме свет сердца, свет Ян.
— Он мне нравится,— сказал себе Тагоми,— Кем бы он ни был, немцем или шведом. Надеюсь, таблетка помогла. Вот о чем его надо спросить первым делом».