Белый, белый снег… (сборник)
Шрифт:
– Ну, чего видно? – спросил Борисенок, нервно разминая в пальцах сигарету.
– А-а-а-а-а-а!.. А-а-а-а-а-а-а! – дикий крик разорвал тишину.
Я вздрогнул… Такое было ощущение, будто током ударили. Сердце замерло, потом отчаянно застучало.
Тимка отскочил от окна, и мы с Борисенком увидели за стеклом страшную, косматую голову зверя. И даже не всю голову, а только злобно оскаленную пасть с желтыми огромными клыками, да мелькнувшие на мгновение хищные неподвижные глаза безжалостного убийцы.
Реакцию Тимки можно было понять.
Абрек снова зашелся в яростном громком лае.
– Он чего, ночевать тут, что ли собрался? – раздраженно спросил Борисенок, доставая из пачки новую сигарету. Прежняя, так и не прикуренная, разломилась в руке от Тимкиного крика.
– А кто его знает… – ответил я, сжимая в ладони отполированное ложе ружейного приклада. – Видал, будка какая?.. Шесть на восемь.
– Да, будка что надо…
Тимка молчал, потрясенный увиденным. Спрятавшись на нарах за Борисенком, он до сих пор не мог придти в себя.
Я тоже был подавлен… Пока этот зверь оставался безликим, он как-то не очень страшил. Ну, подумаешь, медведь… Приходилось встречаться, чего особенного? Зверь, как зверь… А тут вдруг стало неуютно. Слишком уж нагло он себя вел, слишком самоуверенно. Как будто чувствовал свое превосходство.
В памяти, как нарочно всплыл прочитанный в журнале случай, когда медведь с прострелянным сердцем пробежал еще более ста метров. В шоке, агонии, но все же… А если бы кто встретился ему на пути? Да и попробуй, попади точно в сердце. Глухарь-то после верного выстрела и то не всегда сразу упадет. А тут такая машина…
«Вот это охота у нас, получается, – невесело подумал я. – Не поймешь, кто на кого охотится».
Мы просидели еще какое-то время в напряжении, но потом усталость взяла свое.
– Надо спать, – сказал Борисенок, светя в темноте малиновым сигаретным огоньком. – Иначе завтра тяжело будет.
Мы согласились… В конце концов с нами собака. Если что – залает. Да и просто так сюда не попадешь. Мы все-таки под надежной защитой. А то, что медведь в окно заглянул – так чего не бывает? Выжился зверь из ума, не понимает, что творит… Ничего, завтра мы ему мозги вправим!
– Утро вечера мудренее, – сказал я. – Давайте попробуем уснуть.
В обнимку с ружьями мы повалились на нары. Только сейчас я ощутил неимоверную усталость. Все-таки целый день в лесу, на ногах. А тут еще такие дела… Тяжелые веки сомкнулись сами собой и я уснул раньше, чем успел подумать о завтрашнем дне.
6
Проснулся как от толчка… Внутри словно пружина сработала: только открыл глаза – сразу принял вертикальное положение. Сел на нары с ружьем наизготовку… Остальные тоже зашевелились.
В мутном проеме окна брезжило хмурое утро. И это обстоятельство внушало оптимизм. В бледном свете наступающего дня растворились все ночные страхи.
Абрек заскребся лапами в дверь, просясь на волю. Мы приготовились к выходу… Несмотря
Выходить решили так: сначала выпускаем Абрека, потом выскакиваю я, следом – Борисенок с Тимкой. В этом был свой резон… Если даже медведь никуда не ушел и сидит в засаде, собака его все равно почует и даст знать. Моя задача – быстро определить его местонахождение, сделать два выстрела и немедленно лечь, чтобы не попасть под пули идущих сзади. Перезарядиться я все равно не успею, а десятизарядный «Тигр» Борисенка подстрахует надежно. Если даже я в спешке промажу, то десять пуль по обозначенной цели – это гарантия… Ну, и на Тимке – контрольный выстрел.
Я осторожно вытащил из дверной ручки закопченную кочергу. Абрек нетерпеливо заерзал у порога.
– Внимание… – чуть слышно сказал я. – Вперед!
Абрек бросился в распахнутую дверь. Выждав пару секунд, я выскочил следом… Курки взведены, палец на спусковом крючке. Стволы очертили дугу с угла на угол – никого. Собака молчит… Пнул ногой вторую дверь и вместе с Абреком вылетел на улицу. Влево, вправо – никого…
– Гав!
Я мгновенно развернулся на сто восемьдесят градусов.
– Фу-у-у-у!.. – перевел дух. Собака гавкнула на ночных следах.
– Э-эй! – крикнул я запоздавшим напарникам. – Выходи!.. Дурак он, что ли до утра здесь сидеть?!
Борисенок с Тимкой вышли на улицу. Абрек обежал вокруг избушки и успокоился.
– Что у тебя с лицом? – сказал я Борисенку, увидев его измазанную сажей физиономию.
– На себя посмотри, – ответил он.
Под навесом, рядом с умывальником был осколок зеркала. Я посмотрелся туда и прыснул… Все лицо было в саже. Это мы с Борисенком измазались о кочергу, которую он сначала вставил в двери, а я потом вынимал. И только сейчас, при свете дня это стало видно.
Борисенок тоже сунулся к зеркалу и тоже рассмеялся. Глядя на нас, захохотал и Тимка… И так мы стояли втроем и ржали, не в силах остановиться. Абрек с изумлением смотрел на нас.
Не помню, когда я в последний раз так смеялся… Конечно, это была ответная реакция на ночные страхи. Но мы не думали об этом, а просто смеялись, потому что нам было смешно.
Просмеявшись, я почувствовал необыкновенную легкость. Словно камень свалился с души. Появился даже какой-то кураж… Значит вызов брошен? Хорошо, мы его принимаем. И еще поглядим, кто кого!
Я хотел умыться, но воды в умывальнике не оказалось – один лед. Пришлось оттирать лицо снегом.
– Здесь родник есть, – сказал Борисенок. – Вон, за елками… Тимоха, бери ведро!
Они отправились за водой, а я принялся разводить костер. Чайку бы попить, сейчас не мешало.
Нащипав топором сухой лучины, я сунул под нее бересты и чиркнул спичкой. Когда огонь чуть окреп, в ход пошли толстые поленья. Вскоре костер полыхал жарким пламенем.
Тимка принес из избы черный от копоти чайник, налил в него свежей родниковой воды.