Белый, белый снег… (сборник)
Шрифт:
– Ну, чего? – сказал Борисенок. – Чайку, что ли попьем?
– Нет, – отмахнулся я. – Пойдем в избушку, пока светло… Второй ночи под открытым небом я не вынесу.
– Конечно, – согласился Тимка. – В избушке и попьем.
Еще не стемнело, а мы уже были на месте. Первым делом затопили печь, повесили сушиться влажную от снега одежду. Произвели ревизию съестных припасов и обнаружили, что продуктов у нас осталось не так много… Мы еще не обсуждали, но у всех уже было такое настроение – завтра домой. Очень уж устали и измотались мы за эти дни. Особенно сказалась на самочувствии вчерашняя ночевка. Я до сих пор ходил как чумной. На морозе толком не выспишься, даже у костра… А тут еще эта зверюга – не знаешь чего ждать… В общем, избушке мы обрадовались, как дому родному. Наконец-то обсушимся, отоспимся в тепле…
Одно обстоятельство только не давало мне покоя. То, что я пообещал перед охотой хозяйке… Этот невзрачный, потемневший от времени костяной амулет, до сих пор так и валялся у меня в рюкзаке… Но как-то так получалось, что в эти дни мы ни разу не приближались к этому месту. А идти туда специально не было ни сил, ни возможности. И вот теперь, когда пришло время завершить нашу не слишком удачную охоту, это обещание, данное мимоходом старой женщине, не выходило у меня из головы.
Я достал карту, развернул на столе. Нашел озеро Черное, на берегу которого, рукой деда Захара было отмечено место захоронения шамана. Нашел нашу избушку… Вернее, место, где она стояла. Здесь тоже стояла жирная точка,
– Изучаешь? – Борисенок склонился над плечом.
– Да вот смотрю… Куда нам выходить.
Борисенок присел рядом, чуть развернул карту к себе.
– Есть три пути… Смотря куда надо… Если обратно в поселок – можно вдоль реки, вверх по течению. Мимо не пройдешь. Но это долго… Можно по той дороге, по которой ты пришел к избушке. Но это тоже не близко. За день не справишься… А если так, – Борисенок прочертил пальцем линию рядом с Черным озером. – то быстрее всего. Здесь сначала выходишь на лесовозную дорогу, а потом на попутке – в райцентр.
– Вот это лучше всего, – оживился я. – Мне как раз в райцентр надо. Там на поезд – и домой…
– Мне в принципе, тоже так удобней. Я ведь там живу… А Тимку потом на автобусе в поселок отправим.
Все складывалось как нельзя лучше. Даже озеро было почти по пути.
– А если к Черному озеру выйти? Это большой крюк? – спросил я.
– Не очень, – сказал Борисенок. – Вот здесь вышка стоит старая, пожарная… Я не нее еще пару лет назад залезал. На самый верх… Под ветром как живая, ходуном ходила. Не знаю, стоит сейчас еще или нет… Короче, от вышки визира идет прямиком к озеру. Вот сюда, как раз, где метка у тебя стоит. Не больше трех километров по прямой… А зачем тебе озеро-то понадобилось?
– Да так… – я ушел от ответа.
А сам в это время уже соображал, как поступить.
«Дойдем до места, пока они возле вышки чай кипятят, я быстренько до озера смотаюсь, выполню, что обещал – и все дела!»
День угасал. Последние лучи солнца скользнули по верхушкам деревьев и сразу все вокруг поблекло. Серый предвечерний свет забрезжил в окне.
Мы собрали на стол, затеплили свечу… Раскаленная докрасна печь, наполняла жилище уютным теплом. После недавней ночевки на морозе, под открытым небом, избушка казалась нам райским уголком. Сонная благостная дремота витала в нагретом воздухе. Мы мечтали только об одном – поскорее улечься на нары и как следует отдохнуть. Оставалось перед сном только слегка перекусить и выпить по кружке горячего чаю.
– Тимка, ставь чайник! – распорядился Борисенок, нарезая хлеб на расстеленной газете.
– Воды нет…
– Снегу набери, – посоветовал я.
– Нет, – помотал головой Тимка. – Я лучше с родника принесу.
Он взял ведро и распахнул дверь.
– Куда ты в одном свитере? – сказал я. – Куртку хоть накинь.
– Да чего тут… Два шага.
Тимка хлопнул дверью и исчез.
Я подбросил в печь колотых дров, притворил кочергой железную дверцу. Потрогал полы своей куртки, проверяя, подсохла ли развешанная над печкой одежда… Тонкая камуфляжная куртка, и брюки были уже почти сухими, а верхняя одежда – еще нет.
Осторожно ступая босыми ногами по полу, я подошел к столу. На газете лежал нарезанный крупными ломтями хлеб, чуть в стороне – открытая банка тушенки, рядом белели крупно нарезанные ломтики репчатого лука. Посредине стола горкой возвышалась накромсанная как попало копченая колбаса – последняя из наших запасов.
– Садись, ешь, – сказал Борисенок, выкладывая ложкой тушенку на хлеб.
– Сейчас… Тимка придет… – я присел на лавку. – Чего он так долго?
– По нужде прижало, видать… – усмехнулся Борисенок.
Я повертел в руках нож, рассматривая зазубринки на лезвии. Потом пододвинул поближе свечу и начал читать статью в расстеленной на столе газете. Дочитав до половины, остановился…
– Слушай, что-то не то… Иди, посмотри.
Борисенок, недовольно ругнувшись, накинул на плечи войлочную лесную куртку и вышел на улицу. Пламя свечи тревожно забилось, отражаясь в синеватом проеме окна.
На душе стало как-то нехорошо, неспокойно… Я не мог найти объяснения тому, что Тимка так долго не шел. Решил поребячиться, нас разыграть? Но в одном свитере на морозе не очень-то весело.
Вся моя одежда была развешана для просушки. Босиком, в тельняшке и трусах я сидел на деревянной скамье возле стола и ждал.
– А-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а-а!
Дикий надрывный крик раздался на улице. Как будто кричало смертельно раненное большое животное. Никогда не слышал, чтобы так кричал человек.
Я как был, в трусах и тельняшке, так и выскочил из избы. Прихватил с собой только заряженное ружье… Не чувствуя мороза, в сапогах на босу ногу, бросился к роднику.
Борисенок все еще отчаянно кричал, закрыв руками лицо. Хриплые истошные звуки вселяли ужас… Увидев меня, он замолк.
– Что?! Что?! – на бегу выкрикнул я, и осекся, увидев на окровавленном снегу неподвижное тело.
На изорванный в клочья труп было страшно смотреть. В нем с трудом можно было опознать нашего паренька. Я едва удержал подступившую дурноту.
– Давай… В избу его…
– Не-не-не!.. Не могу-у-у! – взревел Борисенок и попятился. Взлохмаченный, жалкий, с широко раскрытыми, остановившимися глазами…
Меня трясло от холода и от увиденного. Я сам готов был заорать.
– Идем, – сказал я Борисенку, выбивая зубами дробь. – Надо одеться…
В избушке Борисенок первым делом схватил в охапку свой карабин и забрался на нары.
Я надел на себя не просохшую до конца одежду, обул влажные еще сапоги. Натянул на руки Тимкины перчатки… Я понимал, что если сейчас надену свои, то потом вряд ли буду их носить.
– Пойдем… – сказал я. – Надо его принести.
Борисенок сидел, привалившись спиной к стене, и никак не реагировал на мои слова.
– Пойдем, – повторил я. – Одному мне не справиться.
Он даже не пошевелился.
Я взял ружье, повесил его за спину, чтобы руки были свободны. Подумав, прихватил с собой кусок брезента, валявшийся в холодном коридоре… Меня пугало то, что произошло, и особенно то, чем мне предстояло сейчас заниматься. Не хотелось никуда выходить из избушки. Она казалась единственным спасительным островком… Но я преодолел себя и шагнул за порог.
Непонятное состояние овладело мной. Чувства притупились, все эмоции куда-то ушли. Я действовал, как робот… Еще раньше я заметил за собой странное свойство. В нормальных человеческих условиях я очень чувствительный человек. Могу впадать в меланхолию из-за какой-нибудь ерунды, могу паниковать без причины… Но когда происходит что-то серьезное – словно щелкает невидимый переключатель. И тогда я действую жестко, расчетливо и бесстрастно. Впрочем, так, наверное, у всех людей…
Расстелив на снегу брезент, я перевалил на него бездыханное окровавленное тело. Затем крест накрест крепко завязал концы… Тащить предстояло в гору, поэтому я боялся, чтобы погибший не вывалился.
Вечерние сумерки скрадывали очертания предметов. Наползающая темнота делала окружающий лес угрюмым и опасным. Мысль о том, что, возможно, сейчас за тобой пристально наблюдают безжалостные звериные глаза, постоянно сидела в подсознании. Ружье не в руках, а за спиной было слабым утешением… В случае внезапного нападения я был беззащитен. Но выбора не оставалось. Пока еще совсем не стемнело, надо было действовать…
Я ухватился за брезент и поволок тяжелую ношу по пологому склону. Деревьев здесь было не так много, и это облегчало задачу… Завернутое в брезент тело, оставляло на снегу пропитанный кровью след.
Остановившись, я перевел дух… Тащить приходилось внаклонку, согнувшись, поэтому дело двигалось медленно.
Метр за метром я продвигался к избушке. Рывок!.. Еще рывок!.. Еще!.. Любая кочка или ямка на пути становились серьезным препятствием. Руки сводило от напряжения, пальцы не слушались… Еще!.. Еще!.. В ушах звон, перед глазами огненные круги… Торчащие из брезента ступни ног в резиновых сапогах, мерно покачивались в такт рывкам.
Вот и избушка… Я сел на порог, отдышался. Теперь оставалось только затащить тело в холодный коридор. И накрепко закрыть на притвор входную дверь.Борисенок так и не пришел в себя. Я пытался его разговорить, но он не реагировал. Лишь однажды с трудом выдавил из себя: «Я видел его… Совсем близко…». Волосы у Борисенка покрылись серебристой паутиной. Наверное, он поседел в тот момент, когда увидел зверя. Поначалу, на улице, я подумал, что это у него изморозь.
Прошло три часа. Мы сидели и молчали. Одиноко горела свеча на столе. К еде мы так и не прикоснулись… В напряженной тишине был слышен только вой ветра.
Неожиданно Борисенок поднялся, стал собирать в рюкзак свои вещи. Кружку, ложку, подсумок с патронами…
– Ты чего? – спросил я.
– Нет, нет, нет… – забубним он себе под нос, продолжая складывать в рюкзак всякую мелочь.
– Чего нет? – уже громче спросил я.
– Не могу!.. Не могу здесь! – почти выкрикнул Борисенок, сморщив небритое лицо. – Пойду домой…
– Ты что, спятил?! – я встряхнул его за плечо. – Куда ты пойдешь, на ночь глядя?
– Отстань! – он нервно дернул головой и оттолкнул меня.
Огляделся… Взял лежащий на нарах карабин.
– Я тебя не пущу! – в отчаянии выкрикнул я.
Борисенок лязгнул затвором.
– Назад!
Я увидел близко его глаза. Полные безысходности и страха… Глаза безумца.
– Хорошо, хорошо… – я отступил, понимая, что спорить просто опасно. Поди, разберись, что твориться сейчас в его воспаленном мозгу.
Присев на скамью, я почувствовал себя полностью опустошенным. У меня не было сил даже двинуть рукой. Чего-чего, а этого я никак не ожидал… Мир пошатнулся, все сплелось в какой-то безнадежный клубок. В двух шагах от меня, за стеной, лежал растерзанный зверем человек, напротив – сумасшедший с заряженным карабином, а где-то неподалеку бродил по лесу безжалостный медведь-людоед.
Не прощаясь, Борисенок вышел из избушки… Я заставил себя встать и закрыть обе двери. Первую дверь, из холодного коридора на улицу, я заблокировал стволом Тимкиного ружья, а вторую – уже привычно, железной кочергой.
Не знаю, сколько я просидел так: без движения, в жуткой тишине и полумраке. Время словно остановилось… Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким и беззащитным. Липкий животный страх волнами накрывал меня, параличом сковывал волю. И не спасали от него ни крепко запертые двери, ни заряженное ружье, лежащее на коленях… И когда в вое ветра опять послышались звуки шаманского бубна, я ощутил себя так, словно теряю рассудок.8
Я похоронил Тимку возле избушки… Земля уже успела промерзнуть. Поэтому пришлось раскладывать костер и отогревать, очищенный от снега участок. Нашлась и лопата… Грунт был песчаный, податливый, поэтому мне удалось справиться достаточно быстро.
Чтобы медведь не разрыл захоронение, я не стал насыпать холмик, а просто бросил сверху лист железа, который нашел в избушке. Привалил его сверху камнем, забросал песком.
После того, как я предал тело земле, почувствовал себя лучше. Я не раз замечал: стоит умершему обрести вечный покой – и живым становится легче. Конечно, душа еще болит, но уже не так тягостно.
Присев на дорожку, я оглядел избу. Ничто здесь уже не напоминало о нашем пребывании… Все свое у меня было собрано с собой, Борисенок ничего не оставил, а Тимкины вещи и даже ружье, я похоронил вместе с ним.
Достав карту, я наметил маршрут. Путь предстоял неблизкий… Но со мной были компас и карта. Да и опыт тоже кое-чего значит. В свое время я достаточно походил по тайге.
Убирая карту в рюкзак, я случайно наткнулся рукой на костяной амулет. Помедлив, достал его…Ворон, медведь, человеко-зверь – резные фигурки застыли на ладони.
«Неужели здесь есть какая-то связь? Со всеми нашими злоключениями? – вдруг подумал я, но тут же себя одернул. – Что за бред! Разве можно всерьез размышлять об этом? Мне, образованному, взрослому человеку!..»
Я бросил амулет обратно в рюкзак. Поднялся и вышел на улицу.
День был солнечный, яркий, морозный… Чистый, белый снег слепил глаза. Холодный воздух наполнялся ароматом тайги. Благостная тишина стояла вокруг… Но у меня не было сил любоваться этой красотой. Я просто шел и шел, иногда сверяя направление по солнцу. Тут даже компас был не нужен.
Неожиданно я заметил следы. Первая реакция была – медведь! Но, подойдя ближе, я понял, что это следы Борисенка. Знакомый рисунок на подошве не оставлял сомнений.
Следы вели в нужном мне направлении, и я решил идти по ним. Так было легче… Борисенок был опытным охотником, и я не сомневался, что он выйдет куда надо. Даже ночью… Даже с помутненным рассудком.
Осуждал ли я его за это внезапное бегство? Нет, конечно… Мне было его жаль.
Следы вывели к реке. Все правильно… Здесь как раз надо было немного пройти вдоль берега. Потом дорога уходила на восток, а путь к лесовозной дороге лежал прямо на север.
Внезапно следы заметались: туда-сюда, туда-сюда… Как будто человек чего-то испугался.
Увлекшись распутыванием следов, я не заметил, как оказался у кромки льда. Белая замерзшая гладь открылась моему взору. Я невольно окинул взглядом пространство. И вдруг… Что это! Четкие отпечатки ног прерывались на середине. Там, где темнела, схваченная свежим прозрачным ледком полынья.
Ошеломленный, я какое-то время не мог отвести взгляд от той точки, где пропадали следы. Словно надеялся еще на что-то…Но далеко вокруг, на сколько хватало глазу белело только чистое, нетронутое снежное полотно.
«Чего его понесло через реку? Зачем?..» – недоумевал я.
Ответ нашелся чуть позже. Когда я в прибрежных кустах обнаружил медвежьи следы. Все стало ясно… И я без труда восстановил для себя картину ночной трагедии.
Возможно, медведь преследовал Борисенка на отдалении еще от избушки. Но никак не обнаруживал себя. А возле реки дал понять, что он рядом… Я где-то читал, что так волки охотятся на копытных. Выгонят лося или оленя на лед – и готово!..
Здесь, на берегу, у Борисенка не было шансов. Ночью в густых зарослях и карабин не поможет. Единственное спасение – на открытом пространстве. Но лед оказался еще слишком слабым… Случайность? Или зверь все просчитал?
Я снова почувствовал холодок опасности. Может быть медведь где-то рядом? Наблюдает сейчас из укрытия. Ждет удобного момента, чтобы напасть.
Нервы у меня сдали. Я сорвал с плеча ружье и заорал на весь лес:
– Выходи, я здесь! Ну!.. Чего же ты боишься, черная сила?! Давай, выходи-и-и!..
Тишина поглотила мои бессмысленные крики.
Озираясь по сторонам, я пошел вдоль реки. Я не мог заставить себя оторваться от берега и углубиться в лес. Заснеженные дебри таили опасность…
Но все время идти возле реки я не мог. Она поворачивала направо и уводила совсем в другом направлении. А чтобы выйти к лесовозной дороге, я должен был двигаться строго на север.
Светлого времени суток у меня в запасе оставалось немного. Раздумывать было некогда. Собрав всю свою волю, я двинулся прямо через лесные заросли.
Я шел быстро, почти бежал… Мне казалось, что так безопаснее. Медведю трудно будет подобраться ко мне бесшумно. А это самое главное… Ведь у меня в руках ружье. И так просто я не дамся.
С шумом поднялись с земли и слетели с деревьев несколько косачей. Я вздрогнул от неожиданности и вскинул ружье…«Уф-ф!» – вздохнул с облегчением. Надо же, напугали пернатые. Сердце чуть из груди не выпрыгнуло… Проводив птиц взглядом, быстро зашагал дальше.