Белый, белый снег… (сборник)
Шрифт:
Дорогу пересекают какие-то странные следы, похожие на человеческие. Не иначе охотник зачем-то с «железки» в лес сворачивал. Подхожу ближе. Э-э, нет! Не человек это… Чиркнув спичкой, нагибаюсь и рассматриваю следы. Так и есть – медвежьи. Свежие. Каждый коготь, каждая подушечка – как печатные. Ставлю сапог в след. Ступня свободно помещается там, даже место еще остается, хотя размер не маленький.
Иду дальше. Везде следы, следы… Внезапно обжигает мысль: а вдруг одноклассник правду сказал, но потом, чтобы не портить мне настроение, перевел все в шутку?
Я снимаю с плеча ружье. Где там пули? Заряжаю на всякий случай. Так все же спокойнее.
Но охота есть охота. Правду говорят – пуще неволи. Все равно ведь иду, и ничто меня не остановит. Пусть и страшновато, если честно… Ну да ничего, не впервой. Сегодня хоть ружье
Далеко еще до болота. Стихи что ли почитать? Все короче дорога, да и веселее…
– Рассвет едва отбеливает ночь.
На золото костра ложится пепел грубый.
Тревожный сон помогут превозмочь
Над лесом журавлей таинственные трубы.
Пора на ток. Чуть видимой тропой,
В разлив воды, по коридорам просек,
Где вехи звезд стоят над головой,
И панцирь льда в лесу ломают лоси.
Прижмись к стволу, сливаясь с темнотой,
Ведь скоро долгожданное мгновенье:
Ожившей сказкой, сбывшейся мечтой
Начнет глухарь таинственное пенье.
Вот вальдшнеп медленно проплыл над головой,
Сгорает ночь все ярче, все чудесней…
По мокрому ковру опушки моховой,
Вперед – в железном ритме песни.
Ха-ха! Вот бы кто сейчас встретился! Подумал бы, что ненормальный: идет по ночному лесу и во весь голос стихи читает… Хотя стихи хорошие. Один человек еще в девятнадцатом веке написал – страстный охотник, между прочим.
Наконец, пришел. Вот и кострище прошлогоднее. Сбрасываю рюкзак, расправляю плечи: «Уф, хорошо!»
Ломаю хворост, таскаю сушины, рублю хвойные лапы на подстилку. Тьма угнетает, хочется побыстрее тепла и света, но я не тороплюсь, тщательно готовлю костер.
Робкий, неуверенный огонек с минуту набирает силу, потом в мгновение ока взмывает до небес. Сразу становится уютнее. Вешаю на таган котелок с водой, включаю «транзистор». Льется тихая грустная мелодия, потрескивает костер, в небе мерцают звезды.
После чая ложусь подремать. От костра тянет живым теплом. Приятно греет лицо и грудь, но спине холодно. От контраста по телу пробегает дрожь. Однако спать можно: пока горит огонь – не замерзнешь.
Еще одна ночь у костра… Сколько их было уже, сколько впереди?
Охотиться я начал еще школьником. В классе нас было четверо, тех, кто увлекался охотой. Держались мы немного особняком. Друзья мои были рослыми, хулиганистыми. Побаивались их не только сверстники из параллельных классов, но и ребята постарше; и даже – из других школ. Рядом с ними я выглядел пай-мальчиком: учился музыке, читал умные книжки и даже иногда делал уроки. Драться тоже не любил, хотя усиленно занимался боксом, ездил на соревнования и готовился стать тренером. Мне было лестно, что такие отчаянные ребята приняли меня в свою компанию.
Среди моих родственников охотником был только дед. Но ружье он доверял мне лишь в своем присутствии, что меня, естественно, не устраивало. У друзей с этим было проще – им разрешали охотиться самостоятельно, к тому же они держали настоящих гончих собак. Помнится, я им страшно завидовал. Но они выручали меня: находили оружие, давали патроны, брали с собой на охоту.
Трудно передать чувства, которые переживал я в тот момент: в руках настоящее ружье, рядом друзья, а вокруг – лес, воля… Каждый из таких выходов до сих пор храню в своей памяти.
Так и «браконьерил» я с чужим ружьем до самой армии. Хотя какое это
После службы, когда дед переписал на меня одно из своих ружей, полюбилось ходить в лес одному. Хорошо с друзьями, весело, но когда один, все совсем по-другому. Есть время отряхнуться от суеты, подумать. А сколько вокруг интересного! Не шуми, замри – и столько всего увидишь…
Приходилось слышать: и как ты в лесу один ходишь? Ведь скучно! Что тут ответить? В лесу бывает иногда грустно, иногда весело, иной раз даже страшно, но скучно – никогда.
Если вы не ночевали в лесу в одиночку, многое останется вам неведомо. Пусть даже вдвоем вы скоротали у костра сто ночей.
Обычно, когда ночуешь один, перед закатом испытываешь такую тоску, что словами не передать: тут и чувство вины перед теми, кого невольно обидел, и покаяние в грехах, когда либо совершенных, и жалость к себе и ко всем людям – все переплелось, и не поймешь, от чего щемит сердце. Потом, вместе с темнотой, наползает страх: перед диким ли зверем, лихим ли человеком или нечистой силой – неведомо; но он, страх этот, исподволь, крадучись, подбирается к тебе, тянет мохнатые когтистые лапы, смотрит в затылок немигающим оком, дышит холодом в спину…
Отчего же тогда человек, несмотря ни на что, снова и снова идет на это? Да потому, что есть еще утро. Да-да, утро!.. Оно приходит и приносит с собой свет после тьмы, как знак того, что после боли всегда наступает облегчение, после печали – радость, а после смерти – воскрешение. И в минуту, когда свет побеждает тьму, радуется человек, и поет потрясенная, его душа.
…Я проснулся от шума. Ничего еще не соображая спросонок, быстро глянул вокруг. Прогоревший костер не слепил пламенем, и поэтому было видно достаточно хорошо.
Но что это? О, боже! Я вздрогнул от неожиданности… Прямо на меня, ломая кусты, двигалось что-то большое и черное. «Медведь!» – мелькнула мысль. В то же мгновение я привстал на колено и вскинул к плечу ружье, готовый отразить внезапное нападение.
Указательный палец уже лежал на спусковом крючке, когда совсем рядом послышался человеческий голос и «нечто», угрожающее мне, превратилось вдруг в две человеческие фигуры.
Опустив ружье, я поднялся, испытывая одновременно облегчение и досаду… Вот тоже деятели! Видят – костер горит, так хоть бы кашлянули для приличия. Нет, прут молчком. А если б влепил сгоряча, тогда как?
Но ничего я им не сказал.
Охотники подошли, поздоровались. Оказалось, что идут они на другой ток, километрах в семи отсюда. Узнал я об этом с плохо скрываемой радостью – что ни говори, а каждый охотник всегда ревностно оберегает свой ток от чужаков.
Расшевелив костер, я подкинул дровишек и поставил на огонь котелок с водой. От чая, однако, охотники отказались. Посидели, покурили, поговорили и пошли – скоро рассвет, а путь им предстоял неблизкий.
Я взглянул на часы… Уже начало третьего. Надо собираться.На ток я обычно хожу налегке. Тяжелый рюкзак оставляю на месте, чтобы не таскаться. Правда, теперь обязательно подвешиваю его повыше, предварительно застегнув на все ремешки. Однажды научен, хватит…
Поехал как-то раз на весеннюю охоту. Собирался провести в лесу три дня. Соответственно, и продуктов взял на столько же. В первый вечер отправился на подслух, беспечно оставив рюкзак лежать на земле, а когда вернулся, увидел картину весьма печальную. Пожитки мои валялись совсем не там, где я их оставил. Местность вокруг хранила следы разбойного нападения – всюду были разбросаны полиэтиленовые пакеты и обрывки бумаги. Я кинулся к своей котомке, надеясь, что воры хоть что-то оставили, но увы… Из многочисленных припасов, захваченных из дому, чудом уцелели лишь две луковицы и пакет вермишелевого супа. Я обошел вокруг, надеясь найти хоть огрызок хлеба, но безрезультатно. Кто же тут похозяйничал?
Не успел я задаться этим вопросом, как над головой у меня раздалось: «Крр-а-а!» Я глянул вверх и увидел в кроне высокой сосны черную птицу. Деловито оглаживая перья, ворон лукаво поглядывал вниз, как бы говоря: «Ну что, р-раззява?!» На соседнем дереве чистила клюв еще одна птица.
Возмущенный такой дерзостью, я решил наказать обидчиков, но едва взялся за ружье, как они стремительно исчезли.
Оставшись без домашних деликатесов, я был вынужден сесть на крутую диету. С тех пор взял за правило: никогда не оставлять рюкзак на видном месте, да еще открытым.