Белый обелиск
Шрифт:
Но когда Альк, уткнувшись взглядом в пол, все-таки изложил Ольгеру свою просьбу, ройт даже не подумал сказать "нет". Жаль только, "да" он тоже не сказал. Ройт выбрал нечто среднее.
– Зачем?
– осведомился он, расчесывая гриву Янтаря - поскольку разговор происходил в конюшне.
– Письма писать тебе, если я верно понял, некому. Очередной блестящий план побега?..
Впрочем, тон у Ольгера был вполне мирным, и Альк попытался кое-как растолковать ему, что именно он собирается писать. Пока он говорил, мужчина положил на полку щетку и скребок и привалился к косяку, внимательно
– М-да. Стоит мне подумать, что ты меня уже вряд ли чем-то удивишь...
– ройт не закончил фразы и, взглянув на вытянувшееся в предчувствии отказа лицо Алька, пожал плечами.
– Чернила и бумагу я тебе, положим, дам, не жалко. Только занимайся своей писаниной там, где тебя никто не увидит. Здесь у нас не очень-то привыкли, чтобы чей-то серв устраивался в укромном уголке и вместо исполнения своих прямых обязанностей начинал марать бумагу. Шелковинку ты уже почистил?..
– Да, ройт Ольгер.
– Тогда выводи ее из стойла. Подберем тебе седло.
– Седло?..
– в груди у Алька заворочалось недоброе предчувствие.
– Ну да, седло. Янтарь на себе никого чужого не потерпит, значит, остается только Шелковинка. Что ты на меня таращишься?
– нахмурился мужчина.
– Ройт Ольгер, я так не смогу!
– запротестовал Альк.
– Я в жизни не сидел на лошади. Ну, может, только в детстве.
Ройт прищурился.
– То есть верхом ты ездить не умеешь?..
Альк ожесточенно помотал головой.
– А почему раньше не сказал?
– осведомился Хенрик обманчиво-мягким тоном. Альк поежился. С такими интонациями ройт обычно разговаривал с придурковатым Лесли.
– Не подумал, - честно сказал Альк.
– Угу. Зато чернила и бумагу ты у меня попросить додумался, - вздохнул мужчина.
– Ладно. Бери Шелковинку и веди ее во двор. Будешь учиться.
Альк с трудом удержался, чтобы не напомнить, что они выезжают послезавтра. Научиться чему-либо за подобный промежуток времени казалось невозможным. И вдобавок у Свиридова было сложившееся - и весьма пессимистическое - представление о своих способностях к езде верхом.
Зато ройт Ольгер почему-то оживился. "Нашел новую забаву" - мысленно определил для себя Альк. Но злиться на кого-нибудь, кроме себя, сил уже не было.
Надев седло и подтянув подпругу - к этим действиям он уже так привык, что мог бы повторить их даже среди ночи, не успев еще продрать глаза - Альк со второй попытки кое-как взобрался на Шелковинку. Умная кобыла удивленно покосилась на него через плечо, а Ольгер выразительно скривился, но занудствовать и делать замечания не стал. Альк очень скоро понял, почему. За следующие пару часов Альк столько раз падал и залезал в седло по-новой, что в конце концов это начало получаться у него как бы само собой. Во всяком случае, в сравнении со всем остальным это стало казаться сущим пустяком. Первое время главным чувством Алька оставался страх. Шелковинка, которую он привык чистить, седлать и угощать подсохшими лепешками, из невысокой и покладистой кобылки превратилась в поразительно большое, сильное, и, как казалось самому Свиридову, неуправляемое существо. На Алька оно обращало столько же внимания, как на присевшую
Даже как следует порывшись в своей памяти, Свиридов вряд ли смог бы обнаружить в ней что-то ужаснее этого импровизированного урока верховой езды. Инстинкт самосохранения подсказывал ему одно, а Ольгер требовал совсем другого. Пока Шелковинка шагом обходила двор, Свиридов чувствовал себя не так уж скверно, но потом ройт Ольгер щелкнул языком, и лошадь, поведя ушами, перешла сперва на мелкую трусцу, а после и на крупную, размашистую рысь. Альк смутно помнил вычитанное в какой-то книге утверждение, что на рыси следует приподниматься в стременах в такт ходу лошади. Но, попытавшись применить этот совет на практике, он обнаружил, что уловить этот самый "такт" не так-то просто.
– Отпусти луку седла, она не для того, чтобы в нее вцепляться. Равновесие нужно держать за счет коленей и осанки, - доносилось до Свиридова, словно сквозь сон, но разжать судорожно стиснутые пальцы было выше его сил.
– Я упаду.
– Боишься?
– спросил ройт пренебрежительно. Альк прошипел сквозь зубы нечто абсолютно нецензурное и разжал руки. Удивительно, но равновесия он из-за этого не потерял.
– ...За повод тоже не хватайся. Он тебе пока не нужен, - продолжал мужчина.
– П-почему?
– привстав на стременах, Альк в очередной раз неуклюже плюхнулся в седло, и зубы у него довольно громко клацнули.
– Ты пока что не управляешь лошадью, а только учишься на ней сидеть. А если ты начнешь тянуть поводья на себя, то Шелковинка может расценить это как сигнал к галопу.
Альк похолодел. Только галопа ему не хватало!... Посмотрев на его перекошенное лицо, Ольгер рассмеялся.
– Не переживай, в галопе никаких особых сложностей... Да, вот еще что. Не пихай сапог так глубоко в стремя. Иначе, когда будешь падать, можешь зацепиться за него. Это не слишком-то приятно.
Александр промолчал. В глубине души он начинал надеяться, что падать ему все же не придется, но, увы, на этот счет Свиридов ошибался. Оказалось, научиться кое-как держаться на спине у Шелковинки - это еще полбеды. Куда труднее - не вылететь из седла при внезапной остановке или резком повороте. Когда Альк в первый раз почувствовал, что падает, он чуть не заорал от ужаса. Однако, оказавшись на земле и с удивлением почувствовав, что ничего не вывихнул и не сломал, Свиридов в глубине души порадовался, что не успел закричать. Выглядеть размазней в глазах Хенрика Ольгера ему почему-то не хотелось. По той же причине Альк вскочил и снова сел в седло, не дожидаясь приказания от ройта. И все началось по-новой.
Когда Ольгер счел, что на первый раз с него достаточно, Альк спешился и ошутил, что ноги у него гудят, а на всем теле, кажется, не осталось места, не покрытого ушибами и синяками. Стоять на твердой земле после двухчасовой езды верхом и отупляющей муштры казалось крайне непривычным. Когда он собрался вести Шелковинку в стойло, Ольгер отобрал у него повод.
– Так и быть, на этот раз я расседлаю сам. А ты иди за мазью от ушибов. Третья полка, справа, на горшке большая бирка из зеленого воска.