Белый олень. Часть 1
Шрифт:
— А ну катись отсюда! — рассердился хозяин. — Дожили. Фиолетовый песок сотаров каждому бродяге подавай.
Касьян отошёл к двери.
— Значит, нет. Тогда не возьму, — подытожил он, широко улыбнувшись, и вышел из полумрака обратно к солнечному свету.
Корабли, расчёты… А ведь именно тут средоточие дел Талаяма.
У моря шла шумная весёлая торговля. Но истинно крупные сделки заключались здесь.
Придя к разумному выводу, что тут с ним говорить никто не будет, Касьян побрёл к побережью. Дома становились
Он бродил по торговым рядам, уворачиваясь от грузчиков, таскавших туда-сюда разнообразные тюки, и вслушивался в обрывки разговоров.
Толковали о деньгах, о ночном нападении, о тканях и посуде, о рыбацких волнениях, о серебре и драгоценностях, настороженно — о прибытии наследника престола, и снова о деньгах.
Строго говоря, Тамиан наследником престола не был, но тут никто в эти тонкости не вникал.
Говорили про юормов, большей частью про местных купцов. Но не говорили о том, что более всего интересовало Касьяна — о самой Юоремайе, о странных делах, происходящих в ней.
Захотелось есть.
Перед ним возникла лавка, выкрашенная в косую оранжево-белую полоску, с приветствием на юореми над дверью. Из лавки пахло свежим хлебом. Касьян толкнул дверь и зашёл внутрь.
За прилавком стоял торговец, седой юорм в белой накидке и остроконечном пёстром колпаке. Перед ним высились хлебы, сухари, ватрушки, крендели. Круглые, квадратные, витые. Обсыпанные сахаром, маком, изюмом, ещё чем-то. В общем, чего там только не было. У Касьяна разбежались глаза. Он поздоровался и ткнул в первый попавшийся хлеб.
Торговец посмотрел на него внимательно и вдумчиво.
— Добрый день, — произнёс он медленно и торжественно, делая паузы между словами. — Ты приехал с царевичем, я тебя видел. Вы предотвратили сегодня большую беду, очень большую.
— Какую беду? — уточнил Касьян, чтобы сказать что-то в ответ.
— Побоище. Избиение юромов, которые живут здесь. Люди ведь думали, что мы причастны к этому страшному делу, к убийству рыбаков.
Молодой человек с пониманием кивнул и подумал, что надо воспользоваться случаем. Этот человек наверняка знает что-то о событиях в Юоремайе.
Неожиданно Касьян смутился. Он ведь никогда не говорил на юореми по-настоящему. С Иринеем говорил, но это ж просто попробовать. Вдруг он не знает его на самом деле?
— А кто напал на рыбаков, как ты думаешь? — спросил он на чужом языке, не без труда преодолев эту странную скованность.
Старый торговец замер с полуоткрытым ртом. На лице его отобразилось искреннее оживление.
“Понял”, - с удивлением подумал Касьян. Теперь дело за небольшим — понять, что он ответит.
— О, день затмения! Мальчик, ты говоришь на настоящем юореми!
— Я учил его. Но почему на настоящем юореми? — спросил Касьян. — А есть не настоящий?
У-ух…
— Конечно! Конечно! — юорм взмахнул обеими руками. — Здесь все говорят на ужасном наречии, не юореми, не триладийский, а не пойми что.
Касьян тоже это заметил, пока бродил по Талаяму. Он, правда, от этой мешанины языков в ужас не пришёл, она показалась ему забавной.
— Здесь мало кто имеет понятие об истинном юореми, — продолжал его собеседник. — Все потеряли себя. Никто не помнит даже лькехи. А без них юорм — не юорм.
Лькеха — мудрое изречение из старинных текстов, вспомнил Касьян. Ириней рассказывал про них. Изречения эти приписывают полубезумным божествам Юоремайи, в сложных взаимоотношениях которых, не будучи юормом, разобраться невозможно.
— Вот, послушай, — воодушевлённо продолжал продавец хлеба.
Мне ведома, ведома мне
Каждая песчинка в пустыне,
Каждая волна в море.
Я видел вечность.
Носил оковы невольника.
Носил царский венец.
Парил в небесах и лежал на дне…
Надо же. А ведь он это знал. В памяти всплыл Ириней, произносящий на юореми слова этой самой лькехи, полушутя, полусерьёзно. Касьян медленно продолжил:
И я постиг, что в любой стране
Рождён человек для горя.
И горя он ищет.
В том тайна всего.
Тоска по несчастью
Терзает его.
— Невероятно! Ты знаешь и это? — умилился старый юорм.
— Знаю. Но никогда не понимал, — искренне признался Касьян.
Торговец сощурился, запрокинул голову, раздвинул губы в улыбке.
— Это неудивительно. Молодость. — Он произнёс это так, что юноша догадался, что речь идёт не о нём. И действительно, юорм добавил. — Трилада молода.
— Триладе тысяча с лишним лет, — возразил Касьян.
— А Юоремайе — почти четыре.
— Да, конечно, — согласился Касьян, мимоходом подумав, что обсуждение поэзии Юоремайи не входит в его задачу. Вряд ли Рокот обрадуется, если он вернётся с ворохом лькех.
Торговец посмотрел на него со странным выражением.
— Всё же и вы знаете, что без несчастья жизнь пресна и скучна, увы. Ты ведь знаешь вашу древнюю легенду? Те, кто последовал за Белым оленем, разве не шли за несчастьем?