Беспокойные боги

Руоккио Кристофер

Ответа не последовало.

"Кем они должны были стать?" спросил я. Я зажмурил свои воспаленные глаза, желая, чтобы они увидели. "Кто ты?"

"Тот, кто сдержал свою клятву", - сказал Рагама, и мне показалось, что в его тоне я уловил намек на язвительную улыбку. "В отличие от тебя".

Это заставило меня открыть глаза. Сначала я с трудом разглядел стоящего надо мной Судью. Если раньше он казался ребенком, превратившимся в мужчину, то теперь он действительно был мужчиной, которым мальчик по имени Рэг мог бы стать, если бы прошло время: сильная

челюсть и твердый взгляд, такой же образ статного совершенства, как и сама Ушара, такой же мужественный, насколько она была женственной. Его черные волосы вились вокруг лица, напоминая профиль многих греческих героев, хотя он был одет в это залатанное серое одеяние и изодранную мантию.

"Какую клятву?" спросил я, завороженный преображением, которое произошло с мальчиком, мужчиной, существом, возвышающимся надо мной.

"Сделать то, что должно быть сделано", - сказал он и протянул мне руку, - "ради блага всего творения".

Всего на мгновение я увидел бесчисленные руки, протянутые ко мне - к бесчисленным меня, простирающимся в бесконечной ширине времени. Я спросил: "Ты - Тихий?"

Судья не пошевелился, не опустил протянутую руку. Он только улыбнулся. "Тихий..."

Ollori, doshae i Britagge?

Что такое "Тихий", Дитя?

Казалось, я снова стал ребенком, а вопрос задал голос Гибсона. Такой ясный вопрос, такой простой, такой прямой. Я мог только покачать головой.

Рагама, обладавший терпением камня, все еще наклонялся, чтобы протянуть мне руку.

Я заговорил с большим трудом, чувствуя, что от моего ответа зависит вся моя сущность - сама моя душа. "Я не знаю", - сказал я наконец, затем еще раз, более точно. "Я не уверен".

Поначалу я считал Тихих народом, вымершей расой космических путешественников, намного более древней, чем человек. На Аннике Тихий проявил себя - показал себя как единый интеллект, его "мы" - "мы" Императоров.

Он был сущностью, существом, личностью, а вовсе не расой.

Другой Адриан, которого я видел в своей камере под Ведатхарадом, повторил это откровение. Пусть он убьет меня, - произнес тот другой потрескавшимися и окровавленными губами, - я буду верить в него.

Надо мной все еще ждал Судья, все еще протягивал руку.

"Он здесь?" спросил я, глядя на колыбель. В своих снах, в своих видениях этого чужого места я слышал плач невидимого младенца. Сейчас все было тихо.

"Твоя ошибка, - указал Судья, - в том, что ты считаешь, будто он где-то есть, как ты или я. Его нигде нет, и поэтому он одновременно везде".

"Хватит загадок!" огрызнулся я. Я попытался встать, но босые ноги снова споткнулись о кабели. Я зацепился за край одной прогнившей скамьи, ударившись коленом о твердый пол с такой силой, что у меня свело зубы. Трос не поддавался. Он был твердым прочным, как камень.

Рука Рагамы все еще была там, в пределах досягаемости. Я свирепо посмотрел на нее, а затем на него. "Неужели ты не можешь говорить

прямо?" Я почти выплюнул этот вопрос.

Судья согнул пальцы, показывая, что я должен взять его за руку.

Кряхтя, я сжал ее, позволяя моему противнику поднять меня на ноги.

Когда он больше не произнес ни слова, я произнес: "Я уже бывал здесь раньше". Я сделал шаг к колыбели. "Я видел яйцо. Он показал его мне. Всю жизнь я носил его кусочек на шее". Я потрогал рукой горло. Там ничего не было.

Рука Рагамы остановила мое продвижение к колыбели, удержала на месте. "Ты не ответил на мой вопрос".

"Твой вопрос?"

Dashan i Tia?

Кто он?

Я повернулся, чтобы встретиться с глазами существа. Они были ясными и черными, как лед, и сияли собственным светом. Увидев эти глаза, я понял, понял, что человек передо мной - этот герой в бедной одежде - сам был лишь одеждой, плащом, свободно накинутым на… что-то другое.

Я понял, что не могу лгать. Не здесь. Не перед ним.

И поэтому я не мог ничего сказать.

Большую часть своей жизни я верил, что сьельсины поклоняются Тихому, считая Наблюдателей и Создателей просто именами исчезнувших строителей черных залов на Эмеше и Аннике, на сотне других миров. Но сьельсины не поклонялись Тихому. Для них он был злым богом, архитектором нашей разбитой вселенной, вселенной, которой никогда не должно было быть.

Но для них он все еще был богом, дьяволом их черного пантеона.

Они называли его Утаннаш.

Обманщик.

"Он - бог". Слова повисли в воздухе на долгий миг, прежде чем я понял, что сказал их.

Рука Рагамы все еще лежала на моей груди, преграждая мне путь. Его пальцы словно горели огнем.

"А что такое бог?" - спросил он.

Разве не задавал я когда-то тот же вопрос Валке?

Существо из волшебной сказки, сказала она.

Только эта история правдива.

Я никогда не отвечал на этот вопрос для себя.

"Shuturum". Слово сорвалось с моих губ, сформированное не моей мыслью. И голос, который прошептал это, был не мой собственный. Я знал, что улыбаюсь, ухмыляюсь с нечеловеческим восторгом. Я чувствовал, как мои зубы скрежещут друг о друга, слышал, как скрипят мои кости. "Абсолют".

Это было слово Ушары. Ответ Ушары. И голос Ушары, который произнес это.

Глаза Судьи сузились до щелочек.

"Ты пришел не один, - сказал он. "С тобой есть другой, он живет в твоем сердце. Я вижу его по твоему лицу".Без предупреждения рука Рагамы взметнулась вверх и зажала мой ухмыляющийся рот. С силой, в которую трудно поверить, он держал меня, и прикосновение его руки к моему лицу было подобно солнечному огню. Я попытался закричать, или, скорее, это сделала Ушара, но у нас получился только низкий животный звук. Рычание. Стон. Всхлип. "Я хотел бы услышать ответ этого человека, брат, - сказал Рагама, - а не твой собственный".