Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
— Далеко еще? — спросил Туманов, мельком глянув в зеркало над головой. И ему становилось неуютно. Солнце опустилось за шапки деревьев, но до сумерек еще оставалось время. Затухали дневные краски, рябил воздух. Машина въезжала в узкое пространство между обрывами, Туманов сбросил скорость. Колея углубилась, железо практически скребло спрессованную глину. С обрывов надменно взирали рослые сосны.
— Скоро, — прошептала я. — Проедем Гнилую яму, а там минуты три, если память не подводит…
— Ну и названьица у вас… — Туманов машинально снизил скорость, чтобы не повредить бампер.
Яма оборвалась за поворотом, потянулся длинный извилистый подъем. На вершине холма все изменилось, лес потемнел, жухлая трава стояла по пояс. Несколько подъемов, спуск. Справа показалось дощатое догнивающее строение с окнами-глазницами. Назначение его оставалось неизвестным, сама деревня
Мы шли по низине по берегу реки, теперь уже я возглавляла шествие. За четыре года все забылось, изменилась растительность. Уперлись в завал, река оказалась почему-то в стороне, пришлось пройти часть пути по покатой балке. Деревня находилась за крутым косогором. Туманов подал мне руку, буквально волоком втащил наверх. Хорошо, что не на шпильках отправилась в это таежное путешествие… Лес за косогором разредился, здесь преобладали сосны с голыми стволами. За маленьким обрывом журчала речка, к ней вела еще не заросшая тропа. Здесь и находилась деревня селькупов.
Мы бродили между странными постройками, осматривались. Царило запустение, постройки поросли бурьяном. Жилища у селькупов были затейливыми. Некоторые имели остроконечную форму — словно крыши с обычных русских изб срезали и врыли в землю. Наклонные стены были покрыты соломой и дерном. Странно смотрелись кусты, растущие из стен. Другие строения напоминали юрты: к шестам, расставленным по окружности и собранным концами в пучок, крепился брезент, поверх — обрывки войлока. Все обветшало, в постройках зияли дыры. Летом селькупы обивали свои жилища берестой, зимой использовали войлок, шкуры. Туманов присел, отогнул клок истлевшей ткани, поморщился. Я не стала туда заглядывать, тоже почувствовала запах. Поразительно, но за много лет этот запах не выветрился — гнилостный, специфичный. Туманов потянулся к сигаретам, прикурил от зажигалки, выпустил струю паровозного дыма.
— Чувствуешь что-нибудь? — спросила я.
— Хреново здесь, — откровенно признался он. — Пусто, заброшено, жили люди, а теперь не живут — грустно…
Сколько раз убеждалась — хорошо быть толстокожим, ничем не прошибить. А меня уже потряхивало, витало что-то над душой, нарастал заунывный звон в третьем ухе. Я помотала головой — не помогло.
Деревня находилась на сравнительно открытом пространстве. Несколько сосен, кусты, зато за пределами деревни растительность произрастала бурно, она окружала деревню практически по кольцу. «Странно, — подумала я, — много лет тут все заброшено, а растительность не спешит осваивать пространство. Словно выжидает чего-то, побаивается. Не сказать что я была суеверной, но к тому, чего не понимаю, предпочитала относиться с опаской. По крайней мере, ничего от этого не теряла.
Туманов становился угрюмым, настороженно смотрел по сторонам. В его глазах застыл вопрос: ну и какого мы сюда пришли? Крупная хищная птица, тяжело махая крыльями, опустилась на ветку сосны, слилась с хвоей. Мы прошли через деревню. За последним чумом обозначился пятачок, ограниченный парой столбов. Данные тотемы сравнительно сохранились. Затейливая резьба по дереву, начиная от середины столба — и вверх. Страшноватая башка, струпья, некое подобие изогнутого клюва, развернутое на девяносто градусов. Ветра и осадки отполировали столб, божок смотрелся молодцевато и словно косил на нас безумным взглядом. Между столбами было открытое пространство, выжженная земля диаметром в пару метров — на ней практически не росла трава. Золы и пепла давно не осталось, все вымели ветра. Застыла раскоряченная обугленная коряга. Я миновала столб, подошла к «древнему» кострищу. Машинально глянула на небо — подступали сумерки. Здесь действительно было неприятно, чесалась спина, давил атмосферный
— Это место, где похоронен шаман? — спросил Туманов.
Я чуть не поперхнулась.
— Бог с тобой, скажешь еще… — я откашлялась. — Шаман похоронен в лесу — надеюсь, не на околице. Если он вообще здесь похоронен… На этом пятачке еще живой шаман проводил свои камлания — особые ритуальные действия по общению с духами. Этакий колдовской ритуал у огня…
— Знаю, не тупой, — проворчал Туманов. — Пляска с бубном, протяжное пение, заунывное бормотание. Скажем так — специфическая психотехника, ритуал, рассчитанный на необразованные слои населения.
— Не спешила бы с выводами, — я поежилась. — Особенно касательно тех дел, в которых ни черта не смыслишь… Без обид, Михаил.
— Честно говоря, мне до фени, — выдавив улыбку, сказал он пренебрежительно. — Не понимаю, почему мы здесь. Припасла идею? В принципе, неплохо — проветриться перед новым рабочим днем, получить заряд бодрости. Но как-то здесь депрессивно, нет? И ты напряжена. Выкладывай, о чем думаешь.
— Представляю образ шамана, — призналась я. — Фигура влиятельная, авторитетная, всячески почитаемая. Шаманский дар передается по наследству, чаще всего от деда внуку. Разделение труда — прямо как на производстве: есть шаманы, камлающие при свете, есть шаманы, камлающие в темноте… Вот он пляшет — в парке, нагруднике, специальной шапке… — я зажмурилась. — У него бубен и две колотушки. Первая обита мехом с оленьего лба, вторая — мехом медвежьей лапы. С помощью первой колотушки он путешествует в Верхний мир, с помощью второй — в Нижний… Шаманский костюм — не просто так, на нем железные пластины — своеобразные подвески с изображением карра — это некая птица, возможно, журавль, но не точно… Все дело в этих птицах, они придают силу, и подвески нужно заслужить… Начинающий шаман крепит к своей парке только железные крылья. Следующая ступень — обладание полной фигуркой птицы, но шаман не имеет права ее носить, а крепит с обратной стороны бубна. По мере роста колдовской силы шаман получает следующие карра, крепит эти подвески на спине… Самый сильный шаман имеет семь карра… Подвески — это шаманские духи-помощники, они неотлучны от шамана, всегда рядом, позволяют проникать в другие миры. Особое значение имеет также костюм так называемого «зверя-птицы». Без подвесок, прикрепленных к костюму, шаман — никто, пустое место, превращается в обычного человека. Но когда он камлает, духи-помощники должны быть рядом, они умножают силу, показывают верную дорогу в потусторонний мир…
— И бледные поганки человеку в помощь, — усмехнулся Туманов. — Скушал порцию, и вперед — в неизведанное… Эй, ты далеко собралась? — он встревожился, потряс меня за рукав. — Не уходи, Маргарита Павловна, лучший мир — он здесь, что бы о нем ни говорили…
— Прости, отлетела на минутку, — я пришла в себя, повела плечами. — Дальше не пойдем, хватит. Не могу избавиться от чувства, что мы придем на могилу шамана, а с этими вещами лучше не шутить… Знаешь, что селькупский шаман не просто умирает — происходит целая битва? Духи-защитники выходят на бой с темными силами, стремящимися погубить шамана, бьются до последнего. Иногда шаман выздоравливает, может протянуть еще несколько лет. Иногда духи проигрывают, умирают вместе с шаманом…
— Духи бывают мертвыми? — засомневался Туманов.
— Бывают, — кивнула я. — У селькупов точно бывают. Изображения умерших духов кладут в могилу вместе с шаманом, и эти ребята продолжают после смерти его охранять. Поэтому подходить к могиле нельзя. Никто на тебя, понятно, не набросится, но неприятностями себя обеспечишь. Будешь болеть, жизнь покатится по наклонной…
Ноги ослабли, я прислонилась к столбу, но, подумав, отошла от него — вдруг кому-то не понравится?
— Хорошо, в лес не пойдем, — Туманов с сомнением разглядывал опушку. — От греха, как говорится. Итак, суммируя сказанное… что ты хочешь внушить? Убийца возомнил себя селькупским шаманом, с каждым убийством он набирает силу, и чтобы стать могущественным, должен убить семь девочек? А птичьи фигурки — те самые пресловутые карра? Типа, журавли, хотя на журавлей они похожи в последнюю очередь. Может, ты и права, поскольку за процессы в воспаленном мозгу убийцы мы не отвечаем. Но при чем здесь сексуальное насилие над детьми и снятие скальпа? Каким бы ни был воспаленный мозг, а объяснение он иметь обязан. При чем тут шаманизм? Наш убийца — селькуп? Некий полукровка? Русский, укушенный селькупским шаманом?.. Сплошные нестыковки, Маргарита Павловна. Идея, конечно, свежа, интересна, даже увлекательна, но, как бы это выразиться… Не продумана, в общем.