Богатырь сентября
Шрифт:
В очередной раз приподняв голову, он вдруг увидел, что под рогом со свечами кто-то сидит – да не один, а двое! Это были две женщины: одна Дяглица с ее копной темных волос, а другая незнакомая, с длинной ярко-рыжей косой. Обе были заняты шитьем – работали, не понимая головы. Видно, к Дяглице на помощь ночью явилась подруга. На подруге было надето что-то вроде меховой телогреи без рукавов, колени ее прикрывало синее полотно, над которым она трудилась; вот она пошевелилась, и Салтан увидел ее ногу – голую по самое бедро. Он живо закрыл глаза, пока
Салтан подумал бы, что это зрелище ему приснилось, если бы утром не обнаружил на краю Гвидоновой лежанки аккуратно сложенный новый синий кафтан и новую рубаху, а в придачу и новую шапку. Удивленно охая, отец и сын расправили и осмотрели обновы: были сшито точно по мерке, опрятно, умело, на груди пришиты шелковые шнуры, так что вещь вышла даже нарядной – хоть и не сравнить с тем кафтаном, в котором Гвидон пировал с отцом по случаю встречи и который теперь превратился в лохмотья, едва держащиеся на плечах.
– Поправили мы твою беду! – сказал Тилган. – Носи на здоровье.
– Ох, это кто же такая мастерица! – восхищался Гвидон. – Вот угодила! Выдь, покажись! Так и расцеловал бы!
Мелькнул рыжий пушистый хвост – широкими скачками к нему подлетела белка, встала на задние лапки, потянулась и подставила мордочку: дескать, целуй! Гвидон расхохотался, приняв это за шутку: недавно сам спрашивал у белки, не умеет ли она шить.
– А ну брысь! – Махнул на нее рукой Тилган. – Ишь, целовальщица нашлась! Не приставай к добрым молодцам, а то в хрустальный дом засажу!
Белка живо приняла бойцовский вид и выставила кулачки, и все трое мужчин покатились со смеху.
А Салтан мельком отметил: Тилган так упомянул хрустальный дом, будто он ему и принадлежит. Но это же только шутка? Однако Тилган и белка держатся друг с другом, как старые знакомые…
Сегодня Тилган уже не лежал, делая вид, будто умирает, а сидел, одетый, на своей лежанке, только двигался осторожно и морщился при этом, а смех его быстро перешел в стон. Дяглица подавала на стол – снова мясо, жареное, горячее. Глядя на проказы белки, она улыбнулась шире обычного – и Салтан увидел ее зубы, тонкие и острые, как у щуки. Отвернулся, содрогаясь: вот жуть-то будет, если кто, соблазнившись ее гибким станом и шальными прозрачно-зелеными глазами, попытается ее поцеловать! Уж лучше белку…
Когда стали собираться в дорогу, обнаружили еще один подарок Тилгана: две пары крепких, подбитых медными гвоздиками сапог из толстой кожи. Дар пришелся очень кстати: нарядные сафьяновые сапоги, с загнутыми носами и расшитыми жемчугом голенищами, мало годились для странствия по лесным и полевым дорогам и изрядно уже пострадали.
– Вот спасибо! – Салтан благодарно склонил голову перед чародеем. – Для дороги дальней самое то. А старые наши себе оставьте: пусть служанка твоя с них жемчуг спорет и себе ожерелье сделает.
– Не золотые гвоздики-то? – Гвидон улыбнулся, разглядывая подошву. – Ишь как
Тилган только ухмыльнулся.
Они переобулись, еще раз поклонились в благодарность дому и хозяевам и вышли за порог. На крыльце вдруг что-то легкое, мягкое упало Гвидону на плечо: это белка спрыгнула с крыши и устроилась, свесив лапы. «Туда!» – она показала лапкой вперед, на лесную тропу, уводящую прочь от реки и их вчерашнего пути.
Отойдя на десяток шагов, путники обернулись: Тилган и Дяглица стояли у порога, глядя им вслед. Помахали на прощание, и белка тоже помахала лапкой.
За ночь в Тилгановом доме у путников прежняя цель сменилась на другую, и их не удивляло, что белка ведет совсем в другую сторону – не на запад, а на юг. Это было видно по всему: и по положению солнца, и по тому, что теперь дорога по большей части шла вверх. К счастью, пролегала она почти все время через дубравы, где по сухой твердой земле было легко идти, а могучие кроны в пышной зеленой листве прикрывали от солнца. Указание дороги от белки не требовало много трудов: тропа была всего одна, даже без развилок. Гвидон пел, развлекая ее, пока Салтан не взглянул и не обнаружил, что белка лежит у Гвидона на плечах, притворяясь воротником, и мирно спит, свесив лапы!
– Будто всю ночь трудилась, рученек не покладала, спинушки не разгибала! – проворчал Гвидон.
Салтан вспомнил свой сон о двух усердных швеях. Одна была лесовуха Дяглица, а вторая? Сердце екнуло: уж не умеет ли Тилган превращать зверька в человека, если требуются услуги человеческих рук?
Несколько раз попадались ручьи, бегущие сверху по каменистому неглубокому ложу. За полдень у одного такого путники остановились отдохнуть, поесть и освежиться. Салтан, отойдя в заросли подлеска, обнаружил там куст лещины с почти спелыми крупными орехами. Набрав горсть, вернулся и высыпал перед белкой:
– Орешков, Милитриса Кирбитьевна?
Чего он никак не ожидал – что белка взовьется, схватит орех двумя лапами и со всей звериной силы запустит ему в глаз!
– Ой! – Салтан отскочил, хватаясь за глаз; мельком вспомнил окривевших невесток. – Ты что, рыжая, сбесилась? Я угостить тебя хотел!
Осторожно убрал руку – к счастью, орех угодил не в глаз, а в бровь, но и там оставил кровавую ссадину. Белка же, ничуть не раскаиваясь, уперла руки, то есть передние лапы, в бока и сердито зацокала. А потом, чтобы выразить свое презрение в полной мере, задней лапой поскидывала остальные орехи в ручей.
– Ладно, ладно! – Салтан отошел. – Я не знал, что ты на самом деле их не любишь…
Развязав мешок, опять достали хлеб, сало, печеные яйца.
– Видать, сама теща твоя хлеб пекла, своими руками чародейными, – заметил Салтан. – Уж который день, а все как только что сготовлено.
Гвидон не ответил – задумчиво жевал, нахмурив свой ясный лоб, синие глаза сосредоточенно смотрели куда-то вдаль.
– Бать… А куда мы идем-то? Ты хоть что-нибудь знаешь – где Солнце Красное живет?