Богатырь сентября
Шрифт:
– Устал небось, сынок? – послышался заботливый голос Зари Вечерней. – Давай-ка венец твой.
Что-то стукнуло – похоже, крышка ларя, – и тут же жар спал, грохот утих, свет в доме резко угас и сделался переносим для человеческих глаз.
– Садись, сынок, отдохни! – продолжала Заря Вечерняя. – Эй, девушки! Скорее пить давайте господину нашему!
Гвидон, осмелев, приподнял край покрова и выставил любопытный глаз. Белка тут же сунула морду в ту же щель, так что он ощущал на щеке прикосновение ее шерсти и усиков. Было щекотно, но он почти не замечал, захваченный зрелищем: девки в розовых сарафанах одна за другой таскали со двора воду в серебряных ведрах, кому-то отдавали
– Ох, устааал я, мочи нет… – услышал Гвидон вздох исполинской груди. – Три неба обошел, двенадцать царств-государств! Я и свети, и согревай, и хлеба расти, и белье суши, и ягоды соком наливай! Все я, все один! Хоть бы кто помог! А то еще на полдороге супругу встретил – опять ругала, бранила меня, попрекала! А сама-то подурнела, с лица спала, едва половина от нее, горемычной, осталась. Уж скорее бы зима, хоть отдохну. Зимой-то мне куда легче: только выгляни со двора, да и назад, спи-отдыхай! А теперь и часу нет поспать: только ляжешь – сызнова поднимайся, поезжай!
– Ничего, сынок, отдохнешь, сил наберешься! – ворковала старушка. – А то у нас, может, и гость будет, позабавит тебя беседой…
– Что еще за гость? – Усталый голос сделался гневным, и Гвидон невольно втянул голову в плечи. – Никого видеть не желаю, хоть бы дома дали мне отдых!
Солнце-князь был явно не в настроении выслушивать просьбы. Но стоит ли ждать – ведь завтра ему предстоит тот же долгий путь.
Вдруг небольшая молния мелькнула мимо глаз. Гвидон не успел и понять, что происходит – а белка выскочила из-под лавки и мигом оказалась посреди палаты. Прямо перед золотым троном, где сидел, утомленный дневными трудами, Солнце-князь.
Сам хозяин охнул, взвизгнули девушки в розовых сарафанах, выпустили из рук серебряные ведерки, и те со звоном упали на пол. А на белке вдруг оказался красный сарафан, на голове белый платочек, другой платочек – в лапе. Она подпрыгнула, так что сарафан раскрутился колоколом, уперла лапу в бок, взмахнула платочком и запела звонким девичьим голосом:
Да ходил царь, да ходил царь Круг наш города, круг широкого. Ох, да искал царь царевну свою, Королевну свою. Да и где же мне, где же мне найти, Увидать царь-царевну свою, Kopoлевну свою… [5]5
Из книги «Ласковое словечушко» Н. П. Павперовой (Свадьбы, хороводы, прибаски, побасенки, частушки, сказки, и песни Самарского Края), Самара, 1996.
Распевая, белка выплясывала по кругу, кланяясь то Солнце-князю, то Заре Вечерней, то розовым девушка-зорькам. Девушки, сперва изумившись, вскоре развеселились, глядя на ее пляску, стали смеяться и прихлопывать в такт.
Да и вон она, да и вон она, Царь-царевна твоя, Королевна твоя.Белка остановилась перед одной, стала вызывать ее в круг; девушка вышла, и они стали плясать вдвоем – большая и маленькая,
Белка вызвала вторую девушку, и они стали плясать втроем: к розовым отблескам добавились голубые.
Ты поставь ее, ты поставь ее Среди горенки, среди широкой. Ты заставь ее, ты заставь ее Играть и плясать, играть и плясать. Попляши, царевна, попляши, царевна, Царевич велел, молодой приказал. Поцелуй, царевна, поцелуй, царевна Царевич велел, молодой приказал. Поклонись, царевна, поклонись, царевна! Царевич вeлел, молодой приказал.К тому времени как белка завершила песню, уже все двенадцать девушек плясали по кругу. Белые платочки в их руках играли, как чистейшие облака на ветру, золотые косы метали лучами, по всей палате разливались искристые отблески – всех оттенков розового, желтого, золотого. А белка в середине круга принялась вертеться колесом, кувыркаться вперед и назад, да так быстро, что совсем исчезла в вихре рыжего пламени.
Гвидон под лавкой ошалело наблюдал за этим весельем, слышал смех, хлопки и возгласы самого Солнце-князя.
Остановившись, девушки засмеялись, Солнце-князь и Заря Вечерняя захлопали в ладоши.
– Это чья же такая белка-затейница? – загремел голос Солнце-князя. – Где ты, матушка, раздобыла чудо такое?
– Да это не моя! – ответила Заря Вечерняя. – Это…
– Это моя зверюшка, Солнце-князь!
Гвидон выскочил из-под лавки и встал перед солнечным троном. Сорвал с головы шапку и поклонился, рассыпая по палате лучи.
– Ох ты! – раздался над ним голос. – Кто же ты такой, молодец? Вижу, мы в родстве с тобою?
Гвидон осторожно поднял глаза, прищурившись, чтоб ненароком не ослепнуть. На золотом троне восседал мужчина средних лет, скорее молодой, чем старый. Сказать, что красив он был, как солнце красное – но это же он и был. Сам вдвое крупнее человека, так что Гвидон себя перед ним ощутил лишь чуть больше белки. Волосы ниже локтя – чистейшего золотого цвета, такая же борода, червонного золота глаза под золотыми бровями. Широкая белая рубаха расшита золотом и синим шелком, на плечах широкий, в золоте алый плащ, сколотый золотой пряжкой. Сияние исходило от самого его лица, волны блеска пробегали по волосам и бороде, а на глаза Гвидон посмел глянуть лишь мельком – понимал, что взгляд их сожжет.
– Я – князь Гвидон, сын царя Салтана Салтановича. – Он еще раз поклонился. – А белка моя, Милитриса Кирбитьевна, еще и не то умеет!
Гвидон достал старую шапку, вынул орех и кинул белке. Белка живо его разгрызла, швырнула по сторонам осколки золотой скорлупы, вынула изумрудец и с поклоном подала Заре Вечерней. Солнцева мать охнула, девушки ахнули, а белка уже грызла второй орех. Петь и грызть сразу она не могла, но потешно притоптывала и кружилась, переходя от одной девушки к другой и всех оделяя изумрудами. Тут Гвидон сам ее поддержал и запел песню, не раз от нее слышанную еще в городе Лебедине: