Богатырь сентября
Шрифт:
Судя по поведению белки, опасностей ждать не приходилось. Сидя на ворохе сухих листьев близ входа, путники открыли котомки и принялись за еду. Наткнувшись у себя в мешке на полную шапку орехов, Гвидон вынул один, показал белке, подмигнул: мол, будешь? Белка погрозила кулачком, но в драку не полезла. Только состроила презрительную морду: что, дескать, с вас взять, малоумных?
Изнутри дупла открывался вид прямо на небесный простор, залитый алым соком заката. Едва успели сесть, как снаружи разразился ливень, да такой, что пришлось перебраться глубже в дупло, а не то заливало
Пока поели, наступила темнота. Почти наощупь отец и сын подгребли под голову листьев и улеглись, будто звери в норе. За день устали, но спали некрепко. Над дубом поносился исполинский ветер, вызывая гул по всему дереву, раздавался в вышине топот копыт вихревых скакунов. Пролетела гроза: слышен был грохот колес Ильи-Громовника, с оглушительным треском били молнии куда-то вниз. Даже Салтан, не привыкший чего-то бояться, чувствовал себя мелкой мошкой перед этой мощью и зарывался все глубже в сухие листья.
Утром путников разбудил свет – особенно ясный, серебряно-чистый. Салтан первым вышел из дупла, потянулся. Воздух был полон густого жемчужного тумана; приглядевшись, Салтан понял – это роса, что выпадает в этот час на земле. У дуба роса собиралась в ямки и впадины, бежала меж корней прозрачным как слеза ручейком. Успели умыться и напиться, пока луч солнца, ударивший, будто раскаленный меч, не высушил поток.
– Вон он, Солнце-князь! – в изумлении и восхищении пробормотал Гвидон.
На лицо молодого князя упал светлый отблеск, волосы зажглись ярким золотом. Вслед за ним Салтан взглянул вверх и впервые различил золотую колесницу, тройку белых коней, искры от золотых подков на хрустальной глади… Само Солнце разглядеть не удалось: облик его тонул в ярком сиянии, больно было смотреть. И он по-прежнему был намного выше их…
Белка постучала Гвидона по сапогу; он глянул на нее, и она потыкала пальчиком в дупло: пора, мол.
Внутри дупла белка уверенно поскакала куда-то в глубину. При ясном свете утра удалось увидеть дальнюю стену – и тут оказалось, что по стене поднимается лестница, вырезанная прямо в теле ствола. Ступени были в пару локтей шириной и достаточно удобные для людей. Белка забралась Гвидону на плечо и показала: туда!
Отец и сын стали подниматься. Ограждения лестница не имела, и они держались вплотную к стороне. Лестница шла по кругу, опоясывая ствол изнутри, по спирали поднимаясь. Поначалу они видели дно ствола и свет на нем, но через пару витков оно скрылось. Они могли бы остаться в полной тьме, с жутким ощущением бездны внизу и вверху, но волосы и лицо Гвидона засияли, освещая дорогу ему и идущему следом отцу.
Больше того: Салтан вдруг заметил, что белка на плече у Гвидона тоже светится! Поначалу решил, что это падает на нее Гвидонов свет, но потом различил, что ее сияние было другого цвета: более рыжего, пламенного оттенка.
Они все шли и шли, переставляя ноги с одной ступени на другую. Еще погодя Салтан заметил, что и насчет сапог Гвидон был
В размеренном шаге через тьму исчезало ощущение времени. То казалось, что они покинули ковер сухих листьев совсем недавно и еще не сделали даже одного круга по исполинскому стволу, а то – что идут без отдыха уже несколько дней. Салтан и Гвидон не разговаривали, но и тихо не было: вверху постоянно слышался гул, неровный – то тише, то громче, то порывами, то сменявшийся грохотом и топотом. Почти привыкнув, что уши заполняет этот грохот ветров и туч, Салтан вздрогнул, когда услышал хриплый голос Гвидона:
– Бать… Там наверху свет. Видать, скоро придем.
Вскоре Салтан и сам различил, как лица касается светлый отблеск… свежий, влажный, прохладный запах грозы. Самый упоительный на свете запах – запах летнего дождя, теплых струй, влажной земли, напоенной травы, сока сорванных стихией листочков, запах воодушевляющий, бодрящий, и одновременно умиротворяющий, наполняющий блаженством, чувством бессмертия и всемогущества. То касается земли дыхание божества, господина небес и стихий, позволяя вдохнуть его и простым смертным.
Свет становился все ярче, и вскоре Салтан через плечо Гвидона уже видел впереди яркое голубоватое пятно. Гвидон ускорил шаг и первым выскочил наружу. Салтан вышел за ним и торопливо огляделся. Позади остался ствол дуба, все такой же огромный и уходящий еще выше, а перед ним расстилались бескрайние луга и серовато-синие горы вдали. Или это облака? Похоже, да: если приглядеться, то было видно, как эти горы медленно движутся и меняют свои очертания, порой сливаются вместе, расходятся уже в ином облике. Воздух был полон дыханием грозы, и казалось, если вдыхать его, можно обойтись без еды и питья – не так ли живут и сами небесные обитатели?
Взглянув вверх, Салтан снова увидел солнце. Оно уже миновало зенит и неспешно опускалось: к золотому сиянию примешалось багряное, и можно было мельком увидеть фигуру рослого мужчины в колеснице, из груди и головы испускавшего снопы лучей.
А еще выше было другое небо. На закатной стороне оно лучилось собственным светом, будто налитым под хрусталь, а на востоке, там, где солнце уже проехало, вслед за ним волоклась завеса темно-синего оттенка. В самом дальнем конце прокалывали ее тонкими иглами звездочки.
Пока Салтан рассматривал небо, задрав голову, его снизу подергали за полу. Он опустил глаза: белка деловито показывала ему на землю у дупла.
– Что, Милитриса Кирбитьевна?
Белка показала на него, потом опять на ствол.
– Мне идти туда?
Белка помотала головой.
– Мне оставаться здесь? Да? Мне нельзя идти с Гвидоном дальше? Почему?
Белка вытянулась на задних лапах, напыжилась как могла, подняла передние лапы, изобразила волну и зашипела, как вода на углях.