Богатырь сентября
Шрифт:
– Конечно, стоит! Там жена моя, я за ней пойду! И ее назад на белый свет выведу!
– Того ты не знаешь, дитя неразумное, – с некоторой даже досадой ответил Тилган, – что, попади ты на темный свет, не выйти тебе обратно.
– Это как – не выйти? – Салтан в тревоге подался к нему.
– Ты ли не ведаешь, в чем хитрость? – Тилган перевел взгляд на него. – Твой сын для того был рожден, чтобы сделаться ночным солнцем для Подземья. Скажешь, не знал? Ему от роду нет году, а он как твой ровесник смотрится! Не замечал за ним: в темноте он светится, луком от рождения так владеет, как не всякий опытный воин сможет, стрелы его огнем жгут и разят без промаха. Меня вот тоже… – Чародей еще раз
– И что с того? – переменившись в лице, спросил Салтан.
Вроде бы Медоуса что-то говорила о связи Гвидона с солнцем – зачат он был в день зимней смерти солнца, рожден осенью – когда день стал меньше ночи… И что потому-то она и спровадила Елену с младенцем в бочке в море. Но тогда он ее не понял, не до конца понял, не осознал, что со спасением Елены из бочки беда вовсе не была избыта. Возможно, по вине красивого юного лица, что явила ему хитрая чародейка, влекущих берилловых глаз, тонкой шелковой рубашки и винного кубка в руках… Она нарочно все так обставила: рассказала ему достаточно много, чтобы он понимал, куда и зачем им идти, но слишком мало, что он понял опасность для Гвидона. От досады на себя Салтан прикусил губу: сам слишком еще молод и глуп, чтобы быть достойным родителем для чудесного солнечного дитяти!
– А с того! – язвительно ответил Тилган, и в его голосе слышали все прожитые им сотни лет. – Войдет он на темный свет – ходу обратно ему не будет, зато Тарху дорогу в белый свет он откроет. Навек там Гвидон останется, с женой своей любезной. А Тарх на белый свет выйдет и здесь сядет править. И ему жена будет…
Тилган осекся; в этот миг белка вдруг подскочила и замахала лапками, будто пытаясь закрыть ему рот.
– Другая будет жена, – угрюмо закончил Тилган.
– Но ты зачем хотел нам помешать? – спросил Салтан. – Когда пытался орех отнять?
Тилган помолчал.
– Ловко было все задумано, искусно спрядено, умело соткано, – заговорил он потом, не глядя на собеседников. Брови его изломленные так круто нахмурились, что почти скрыли глаза. – Да нашлась воля мятежная, перепутала пряжу. Кикнида… не за того вышла, для кого ее отец с матерью предназначили. Жена моя хочет все устроить как было. А я не хочу. Как было – тебе добра не обещает, останешься ты в темном свете, хоть и с Кикнидой. Думай, пока на воле: может, стоит тебе Кикниду Тарху уступить, коли уж ушла она к нему, а самому в белом свете остаться? Невеста, глядишь, и тебе сыщется хорошая…
Даже Салтан, потрясенный этим неприятным открытием, вопросительно уставился на Гвидона. Знал бы он сразу, чем Гвидону грозит путь в Волотовы горы, не пустил бы его.
Гвидон насупился, задумавшись, потом опять тряхнул головой:
– Нет. Я за Кикой пойду. Не брошу ее, во тьме подземельной. Я ее люблю, и она меня любит, ждет, в неволе томится…
Повисло молчание. Салтан порывался заговорить, попытаться убедить сына отказаться от поиска – но понимал, что это будет напрасной тратой слов. Что же это был бы за богатырь, откажись спасать жену любимую из-за опасности для самого себя?
Молчание нарушила белка. Встав на задние лапы, она уперла кулачок в бочок, притопнула и запела, приплясывая на медвежьей шкуре:
Уж ты женушка-жена, Где, сударыня, была? Эх-хо, эх-хо-хо, Где, сударыня, была? [4]Песню Салтан узнал: Гвидон пел ее по пути.
Я4
Из книги «Ласковое словечушко» Н. П. Павперовой (Свадьбы, хороводы, прибаски, побасенки, частушки, сказки, и песни Самарского Края), Самара, 1996.
Протянув руку, Гвидон нежно погладил певицу по спинке. В ее песне он увидел только милую попытку его развеселить, а Салтан подумал: странную песню белка выбрала, чтобы утешить мужа в разлуке с женой.
И поймал взгляд Тилгана: тому выбор вовсе не казался странным. Взгляд этих ночных глаз будто спрашивал: ну, когда ты уже поймешь?
– Значит, пойдешь за Кикнидой? – Тилган пристально взглянул на Гвидона.
– Пойду. И ты, коли сам твоей дочери добра желаешь, научи, как нам теперь быть, чем Тарха одолеть?
– Придется научить… – Тилган снова пощекотал белке за ушком. – Надобно тебе оружие добыть – такое, каким можно Тарха победить. Он тоже не в дровах найден…
– Да уж мы слышали! – Салтан содрогнулся, вспомнив рассказ о змееногой богине в глубоких пещерах.
– В тебе самом, зятек, сила солнечная живет, да против Тарха ее мало будет. Надобно тебе до самого Солнца Красного добраться и у него подмоги попросить.
– До Солнца? – Гвидон распахнул свои синие глаза. – Как же к нему добраться?
– А вот она тебя доведет! – Тилган кивнул на белку. – Только одно условие. – Чародей строго взглянул на Гвидона. – Как пойдешь в Волотовы горы – ее с собой не бери!
– Она доведет? – Гвидон наклонился к белке. – Ты, поскакушка, до Солнца меня доведешь?
Белка совершенно человеческим жестом скрестила передние лапки на груди и мордочкой изобразила: ну, если меня очень попросят, то все это в наших руках.
– Уж сделай милость, помоги. – Гвидон встал с сундука и отвесил белке почтительный поклон. – На тебя, матушка, на тебя, голубушка, на тебя уповаю! Не оставь меня своей милость, государыня Милитриса Кирбитьевна!
И очень удивился, когда Тилган разразился громовым хохотом, а белка сжала кулачок и уже знакомым жестом постучала себе по лбу.
Глава 11
На ночь гостей уложили на широкие лавки, на перины, набитые свежим пухом рогоза, укрыли одеялами из шкур. Встретив вопросительный взгляд Дяглицы, Салтан решительно помотал головой: нет уж, спасибо. Постель была удобной, почти все огни Дяглица потушила, оставив гореть свечи на оленьем роге в дальнем конце дома, но спалось Салтану плохо. То и дело он просыпался, вспоминал, где находится, оглядывался, моргая. Даже во сне помнил, что надо бы встать и посмотреть, как там Гвидон. Ему снилось, что он встает, подходит к сыну… а потом он опять просыпался и понимал, что вставал во сне.