Богатырь сентября
Шрифт:
Сам голос ее умиротворял, усыплял, расслаблял… Все, что волновало, отодвинулось, стало казаться неважным, потянуло насладиться покоем, который был уже близок, как чаша сладкого хмельного меда, поднесенная к устам…
– Тише, Летушка! – одернул сестру Меандр. – Эти гости сюда не насовсем – сделают свои дела и уйдут. Им не нужно воды твои пить. А не то забудут, что им здесь нужно.
– Как хотите, – так же приветливо-безразлично согласилась Лета. – Я хотела как лучше. К чему тащить с собой в новую жизнь весь груз прежних забот, боль разлук, напрасные обиды…
– Да тише ты! – снова одернул
– Сделай милость, матушка, доведи нас до Волотовых гор! – поклонился Лете Салтан. – Жаль, отблагодарить нам тебя нечем…
– Есть чем, – сказала Смарагда.
Наклонившись, она взяла с берега камешек, сжала в руке… а когда раскрыла ладонь, на ней лежал лесной орех. Привычно Смарагда сунула его в зубы, раздался щелчок, на ладонь ей упали три куска скорлупы и блестящее изумрудное ядрышко.
– Прими! – Смарагда кинула то и другое в реку, и вот уже сокровища сияют на влажной ладони Леты.
– О! Как красиво!
Та принялась вертеть камешек, любуясь разноцветными искрами.
– Благодарю вас, гости дорогие… усталые путники. Испейте моей воды, и все печали покинут вас…
– Лета! – строго прикрикнул Меандр. – Отвези их к Волотовым горам, и все!
– Ах, да. Я отвезу вас. Но к моей воде вы сможете пройти только через вот это место.
Лета показала рукой в сторону берега – и вдруг стала видна избушка на пригорке.
– Что это?
– Кто там живет?
– Стражница наша. Воды мои ее дом омывают с той стороны. Как выйдете – увидите лодку. Садитесь смело, я вас доставлю куда хотите. Если не передумаете. К чему тащить за собой весь тяжкий груз былых забот…
– Лета!
– Ах, да. Так я вас жду. С той стороны.
Лета медленно погрузилась в воду и пропала.
– Эх! – проговорил Гвидон, оглядываясь. – Вот нас куда занесло-то! А матушка бедная небось так и ждет на берегу морском…
– Ну уж отсюда нам назад не повернуть, – ответил Салтан. – Идем, что ли.
– Удачи! – Меандр приветственно поднял руку и так стал погружаться.
– Батюшке поклон! – крикнул Салтан ему вслед.
Глава 16
Все трое стали разглядывать домик – весь из кривых бревен и жердей, ни одной ровной. Чем ближе они подходили, тем менее приятным он выглядел: то ли туман так играл, то ли еще что, но казалось, что каждая жердь в этом домишке шевелится.
– Будто змеи, бррр! – Смарагда брезгливо наморщила нос и передернула плечами.
– Кто еще там внутри… – пробормотал Гвидон. – Какая змеища лютая…
– Не бойся раньше времени!
– Я и не боюсь! Это тебя, бать, в таком вот домике на мясо пустить хотели!
В оконце мерцал свет, изнутри доносилось пение. Трое путников прислушались.
Уж построили да домик новенький, Домик новенький, теремок невысокий,– с трудом разобрал Салтан выпеваемые заунывным женским
– Что это за гадкая песня такая? – Гвидон неприязненно сморщил нос. – Даже эта рыжая лучше поет!
– Даже? – возмутилась Смарагда. – Даже лучше? Да я пою лучше всех на свете! Обо мне по всему свету белому слава шла! И ты сам уж как меня заиметь хотел – как услыхал, сразу прибежал, вынь да положь тебе белку, чтобы песенки пела…
– Да если б я знал, что ты…
– Тише вы! – прикрикнул на них Салтан. – Это погребальные причитания.
– Зачем это?
За год своей жизни Гвидон ни разу не видел похорон.
– Покойников так на тот свет провожают.
– Там внутри покойник?
– Здесь кругом везде одни покойники! – прошипела Смарагда. – Мы уже почти в царстве мертвых, ты забыл?
Пока они бранились, пение внутри смолкло. Раздался скрип – будто холодным ножом по самым костям проскрежетало, – и все трое, едва не подпрыгнув, обернулись.
Низкая дверь отворилась, в проеме показалась человеческая фигура. Перед путниками очутилась старуха: маленького роста, ниже Смарагды, она стояла, согнувшись вперед и влево. Очень старая – мягкая кожа на невыразительном лице измята морщинами, выражение обиженное. Единственной яркой чертой в этом лице были красные ободки воспаленных век. Да еще бросались в глаза крупные, прямо мужские загрубелые ладони.
– Проходите, гости дорогие, – сказала старуха, и неприветливый тон ее противоречил любезному смыслу слов. – Что жметесь? Я здесь для таких, как вы, и живу, работу свою работаю. Заходите, гостями будете.
– Для каких – таких как мы? – спросил Салтан, пока другие двое разглядывали старуху.
– Для покойничков непогребенных, вот для кого. Кто в лесу, в поле ратном, в воде, а может, в жилье забытом конец свой нашел, кости бросил. Кого ни обрядить, ни оплакать или некому вовсе, или родные тела не сыскали. Так бы и лежать им, упырями бродить неприкаянными, кабы не матушка Лампрофора Обряжальщица. Здесь сижу, саваны тку. Кто до меня доберется – тот на тот свет пойдет, как положено, и оплаканный, и наряженный. Вот вы, гляжу я, в воде смерть свою нашли – мокрые все.
– М-мы не мертвые… – Даже Салтан с трудом нашел ответ на эту речь, а зябкая дрожь, одолевавшая во влажной одежде, от слов старухи усилилась троекратно. – Мы… нам только пройти…
Старуха вдруг прикрыла глаза и резко втянула воздух ноздрями, лицо ее приняло отстраненно-хищное выражение. Было так жутко, что Смарагда тихо взвизгнула и спряталась за Гвидона, вцепившись сзади ему в плечо.
– И правда… живым духом пахнет. Кто же вы такие?
– Путники мы, – сурово ответил Салтан, не собираясь называть имена. – А путь нам указала Медоуса Стражница. Коли ты тоже – стражница, так сделай милость, пропусти нас через избушку твою.