Богатырь сентября
Шрифт:
Снова душу Салтана залило ужасом.
– Вчера упредила… – ощущая холод в жилах, пробормотал он. – Это значит… по-тамошнему – год назад! Это пока мы в тереме твоем отдыхали, она обернулась, успела. И Зенвевей проклятый уже год знает, что меня в Деметрии-граде нет, войско собирает…
Положение дел развернулось перед мысленным взором Салтана во всей губительной ясности. Он исчез из Деметрия-града на два года. И невесть когда еще вернется. Если Зензевей знает о его отсутствии, то у него было время заново собрать войско, явиться к Деметрию-граду и… Кто же будет защищать город, если не его владыка?
Счет
– Смара! – Чуть не плача, Салтан затряс Смарагду. – Белочка моя! Затейница, чародейница! Придумай что-нибудь, вытащи нас отсюда! Ты ведь можешь! Мне себя не жаль, но как же Деметрий-град без меня! Проси что хочешь, что есть у меня, только помоги! Хоть в орех меня превращай, только вытащи отсюда!
Смарагда обхватила руками подтянутые колени и нахохлилась.
– В такой беде глубокой я не помогу тебя, Салтан Салтанович. Я ведь всего-навсего белка. Только и умею, что песенки петь да орешки грызть. Ты вон кого о помощи попросил бы, раз уж сюда попал.
Салтан посмотрел, куда она указывала – на одну из самых крупных икон золоченого иконостаса. Словно отвечая, пламя свечей перед ней поднялось и усилилось – выступил из мрака кудрявый юноша на белом коне, в золотом доспехе. Алый плащ вился за его плечом знаком отваги и силы, длинное тонкое копье в руке точно поражало шею зеленого змея с лапами и крыльями, похожего на ящерицу-переростка. Поблизости стояла дева-царевна в голубом платье – маленькая, как одна змееева лапа, а совсем далеко высилась узкая башня белокаменного города, наполненная людьми, и люди эти не сводили глаз с кудрявого юноши, ожидая, чем кончится его поединок, спасет ли юноша их всех из-под змеевой власти?
– И верно… как же я забыл… Ведь и князю Петру по молитве его помощь подана была против летучего змея…
Нашарив под грязной сорочкой свой нательный крест, Салтан сжал его в ладони – какое счастье, что не потерял, пока с волотами дрался! Мало было сил человеческих для такой драки, но волоты же, засадив его сюда, дали ему возможность попросить помощи более сильной.
– Святый, славный и всехвальный великомученик Георгий! – зашептал Салтан, стоя на коленях и издали глядя на мерцание золотой кольчуги святого воина, на его миловидное, спокойное лицо под шапкой кудрей. – В храме твоем и перед иконою твоею святою молю тебя, моли с нами и о нас Бога, да милостиво услышит нас, и дарует мне с сыном моим, державе нашей победу над сопротивными! Молим тебя, святой победоносец: укрепи данною тебе благодатию во бранях руки наши, разруши силы восстающих врагов, да постыдятся и посрамятся, и дерзость их да сокрушится…
Салтан еще не закончил молитву, как Гвидон, словно разбуженный его шепотом, вздрогнул и поднял голову…
Сон, охвативший Гвидона, едва он опустил голову на подушку из отцовского кафтана, был странным. Он лежал в оцепенении, не мог шевельнуться, мысли и чувства были скованы, опутаны усталостью и дремой. Но при этом он продолжал видеть храм с его росписью и огоньками свечей – видеть сквозь опущенные веки. Он даже слышал, как отец разговаривает со Смарагдой – они сидели довольно далеко и шептались, чтобы его не тревожить, но он слышал их голоса, хотя и не мог разобрать слов. Он видел, как отец настойчиво что-то требует от Смарагды, очень взволнованный, как потом он отходит
Юноша в алом плаще и золотой кольчуге, с золотыми кудрями, был точь-в-точь юный воин зари, солнечным копьем поражающий змея-мрак. А потом… в колеблющемся свете свечей алый плащ дрогнул, взвился на утреннем ветру, змей задергался, не в силах избавиться от копья, пронзившего шею. Голова юноши поднялась, лицо повернулось к Гвидону.
«Услышана молитва отца твоего, – раздался прямо в голове ласковый юношеский голос. – Акритов меч, что любое темных сил порождение убьет, в сем храме хранится. Подойди к святому колодцу, витязь Гвидон, и увидишь, что будет».
Приподнявшись на локте, Гвидон заморгал, глядя на отца. Салтан обернулся, заметив его движение. Гвидон взглянул на икону – изображение было неподвижно.
– Бать, ты слышал? – хрипло спросонья окликнул Гвидон.
– Мы тебя разбудили? Прости.
– Нет, не ты. Меня вон кто разбудил. – Гвидон сел и показал на икону. – Он говорил со мной. Сказал… Акритов меч, что любое темных ил порождение… он где-то здесь.
– Где?
Салтан встал на ноги и недоуменно оглядел темную церковь – в таких местах оружия не хранится.
– Подойди к колодцу, он сказал… И увидишь…
Гвидон встал. Он лежал в паре шагов от колодца, и ходить далеко не пришлось. Встав на колени, Гвидон оперся руками о низкий каменный бортик и наклонился.
Свет от его волос упал в темную воду. Выложенный камнем источник стал виден на довольно большую глубину, но до дна свет не достал. Стало видно отверстие в стене, через которое вода, бьющая из подземного ключа, утекала прочь, неведомыми подземными путями покидая храм, – и текла она, надо думать, в то самое озеро, что осталось на месте провалившегося храма в белом свете.
Поначалу Гвидон не увидел ничего другого. Стал вглядываться, сосредоточившись. Засияло в воде маленькое солнце в окружении лучей, но он не сразу понял, что это его собственное отражение. Потом внизу заблистало золото – не отраженное, настоящее, оно мерцало на глубине в пару локтей. Сияние усиливалось, подводный мрак рассеивался, отступал, Гвидон рассмотрел золоченый крест, украшенный самоцветами… А потом понял: это не крест, а крестовидная рукоять меча. Яблоко и перекрестье было в золотых узорах с красными, ярко блестящими под водой самоцветами, а сама рукоять обтянута чем-то черновато-зеленым, тоже блестящим, но более тускло.
Гвидон опустил руку в воду, потянулся… рука пронзала воду, но не могла коснуться меча. Гвидон наклонился еще. Пришлось опустить голову в воду, но глаз он не закрыл. Ощутил, как его хватают там, снаружи – отец испугался, что он упадет. Сквозь воду меч стал казаться огромным, чуть ли не с самого Гвидона ростом; он успел встревожиться, сумеет ли вытащить такую громаду из узкого колодца, потом испугался, что не достанет до него, потянулся еще, едва держась на каменном бортике… и тут его пальцы коснулись шероховатой рукояти. Ладонь сжалась, и Гвидон ощутил в руке тяжесть. В первый миг тяжесть показалась огромной – как будто меч был не просто величиной с дерево, но и сидел на дне, запустив в него корни. Но тут же тяжесть сменилась легкостью, Гвидон разогнулся, поднимая меч, и вынул его из колодца.