Богатырь сентября
Шрифт:
Обрадованные кузнецы живо подобрали князю и его отцу зерцальные доспехи из стальных пластин, скрепленных кольчужными перемычками, шлемы, наручи и поножи. Самая большая круглая пластина, защищавшая грудь, – она и называется зерцалом, – была обычной, стальной, но, едва Гвидон надел доспех, засияла, словно в ней отражается само солнце.
Когда вышли, у крыльца стояли кони – привели купцы, захваченные всеобщей радостью. Усевшись в седла, князь с отцом двинулись по широкой улице к площади.
А там, между княжеским теремом и хрустальным
– Таааарх! – закричал Гвидон, увидев княжеский дворец. – Сын змееногой, выходи! Вот сейчас я с тобой разделаюсь! Хитростью вы на первый раз одолели меня, стрелы мои выкрали, но меч Акритов попробуй-как укради! Иди сюда! Небось под лавкой хоронишься? Пожалуй-ка теперь на честный бой!
Тарх появился на крыльце. Был он все еще в человеческом облике, но стал еще выше ростом, кожа еще сильнее потемнела, приближаясь к бурому цвету камня, а глаза сияли багряными углями.
– Бейте его, братья мои, волоты! – прогремел над площадью его каменный голос. – Топчите! Человечишко жалкий, червяк, козявка! Я тебя на одну ладонь положу, другой прихлопну! Только топну – от тебя мокрое место останется!
– Так иди сюда, чего стоишь! А забоялся – я сам к тебе пройду. Хватит тебе в моем доме хозяйничать и с моей…
Мысль о жене, ради которой Гвидон пришел в Волотовы горы, уколола болью, но эта боль усилила ярость. Недолго же Тарх радовался, владея подлой изменницей!
И вдруг Гвидон увидел саму Кикниду – она появилась рядом с Тархом, а потом вскочила на перила, ограждавшие крыльцо, и встала, держась за резной столб. На ней было голубое атласное платье, затканное белыми и голубыми цветами, черные косы вились на ветру, глаза сияли, прекрасное лицо было искажено яростью.
– А ну убирайтесь все отсюда! – закричала она, и ее пронзительный голос покрыл шум толпы и грохот волотовых каменных ног. – Я вам приказываю! Я – княгиня, я – госпожа ваша!
– Не госпожа ты больше! – закричал Гвидон. В душе его вскипели две волны: он и обожал ее, и ненавидел, и смесь этих чувств едва его не убивала. – Воровка! Ты мой город украла! И стрелы солнечные! Сгубить меня хотела! Змея ты, а не лебедь!
– Это мой город! Мне Понтарх его подарил! Пока я жива, никому не отдам!
Из толпы вылетел камень и ударил в пузатый столб, за который Кикнида держалась. Зашипев, как рассерженный лебедь, она спряталась за столб и исчезла с глаз. Ей вслед полетели камни, поленья, всякий сор, репа и яблоки, застучали по дверям терема. Кое-что попало и в Тарха, но даже камни отскакивали от его лица.
С коня орудуя Акритовым мечом, Гвидон стал пробиваться к крыльцу. Волоты преграждали ему путь и разлетались осколками; град осколков стал таким частым, что мог бы убить и Гвидона, и Салтана, если бы теперь их не защищали доспехи и шлемы.
Тарх
Возвышаясь над Гвидоном, словно башня, он занес дубину. В центральной пластине зерцального доспеха вспыхнул ярчайший свет, уколол в багряные глаза Тарха. Тот пошатнулся, прикрыл лицо рукой. Гвидон соскочил с коня, мигом взлетел на кучу камня – будто доспех его ничего не весил и не затруднял движений, – взмахнул мечом…
В это самое мгновенье Тарх исчез – только мелькнуло в воздухе что-то темное. Изумленный Гвидон завертел головой, не понимая, как мог столь огромный противник так быстро скрыться с глаз.
– Ой, летит, летит! – закричали на площади. – Вон он! Сверху!
– На крыльце! – завопил испуганный женский голос. – Чары творит!
Гвидон вскинул голову: над площадью набирал высоту огромный черный орел. Его распростертые крылья размахом превышали раскинутые человеческие руки. Он взмахивал ими тяжело, неуклюже, раскачивался в воздухе, будто не мог освоиться в этом теле.
А на перилах крыльца вновь появилась Кикнида – стояла, протянув над толпой руки в широких расшитых рукавах. Но, едва Гвидон взглянул на нее, как она спрыгнула с перил крыльца – и у всех на глазах над головами толпы промчалась белая лебедь.
Под бурю криков – изумленных, разочарованных, испуганных, гневных, досадливых, – лебедь догнала орла, и они вдвоем взмыли так высоко, что уже никакой стрелой их было не достать. Две больших птицы помчались прочь, превратились в две черные точки и вскоре пропали из вида. Гвидон провожал их глазами с высокой каменной кучи, выросшей перед княжьим теремом. Акритов меч сиял в его поднятой руке острым солнечным лучом, и такого яркого света никогда еще не видели Волотовы горы.
Птицы исчезли. Постепенно крики стихли, потом зазвучали опять, и негодование уступило место радости. Жители обнимались, бросали шапки вверх, осознав, что сейчас произошло: ложные владыки бежали, изгнанные возвращением владыки истинного. Гвидон опустил меч и сошел с каменной кучи; его не пропустили к коню, подхватили на руки и понесли к крыльцу.
– Да здравствует князь Гвидон! – сотнями голосов кричала площадь. – Да славится князь Гвидон, законный владыка наш!
Гвидона принесли к крыльцу и там поставили. Салтан едва сумел к нему пробиться и за пузатым столбом обнаружил Смарагду. Она успела нарядиться в розовый сарафан, шитый красными цветами, была возбуждена, как все, но и озабочена. Волосы растрепались, на лбу краснела ссадина – тоже подвернулась под осколок.
– Ты здесь! – Салтан с облегчением схватил ее за руку. – Я уж думал, как бы тебя не затоптали!