Большие надежды. Соединенные Штаты, 1945-1974
Шрифт:
Расовая напряженность, вылившаяся в беспорядки, имела глубокие городские корни, особенно в дискриминации по месту жительства. Противостояние между чернокожими, ищущими жилье, и белыми, в основном представителями рабочего класса, которые были полны решимости не пускать их в дом, уже давно было проблемой расовых отношений и городской политики во многих северных городах и усилилось после миграции чернокожих в 1940-х и 1950-х годах. Многие из них уже тогда выливались в насилие, которое нервные белые политики и бизнесмены старались не упоминать в новостях. К середине 1960-х годов этот антагонизм достиг предела, разозлив многих чернокожих и напугав местных белых. [1648] Хотя чаще всего в таких конфликтах чёрные выступали против белых, в них стали вовлекаться и испаноязычные американцы. В Сан-Антонио мексиканоамериканская молодежная организация, а в Лос-Анджелесе «Коричневые береты», группа чикано, активно выступали против дискриминации по месту жительства и, как следствие, против сегрегации в школах. [1649]
1648
Arnold Hirsch, Making the Second Ghetto: Race and Housing in Chicago, 1940–1960 (New York, 1983), 256–58; Thomas Sugrue,
1649
Teaford, Twentieth-Century American City, 132–33.
К тому времени, когда в 1966–67 годах прокатилась самая большая волна беспорядков, американцы в целом были обеспокоены все более высоким уровнем беспорядков, беспорядков и насилия в культуре. С 1963 по 1970 год количество убийств в стране удвоилось — с 4,6 на 100 000 человек до 9,2 на 100 000. [1650] Бойня во Вьетнаме, не выходящая из головы людей, послужила мрачным фоном для жестокого поведения. Фильм «Бонни и Клайд», прославляющий насилие, вышел на экраны в августе 1967 года и, похоже, отражал современные настроения. В то время насилие особенно быстро росло в чёрных центральных районах города, отчасти из-за демографических изменений: вступления в возраст поколения бэби-бума и пика миграции с юга на север. По этим причинам к середине 1960-х годов гетто стали домом для беспрецедентно огромного количества молодых мужчин, все больший процент которых происходил из неполных семей, где не было жесткой дисциплины. Кроме того, молодые мужчины всегда являются группой, наиболее подверженной преступности и насилию. [1651] Сокращение числа рабочих мест на производстве во многих из этих районов ещё больше усилило расовую напряженность. Особые демографические и экономические условия середины 1960-х годов, а также неспособность городов, испытывающих большие трудности, справиться с ними, породили то, что американцы позже назовут чёрным «андерклассом», и создали чрезвычайно тревожные условия. [1652]
1650
New York Times, Oct. 23, 1994. By 1980 it had risen further, to 10.1 killings per 100,000.
1651
James Wilson, Thinking About Crime (New York, 1983), 98–124; Charles Silberman, Criminal Violence, Criminal Justice (New York, 1978), 118–19, 163.
1652
William Julius Wilson, The Truly Disadvantaged: The Inner City, the Underclass, and Public Policy (Chicago, 1987); Christopher Jencks and Paul Peterson, eds., The Urban Underclass (Washington, 1991); Jencks, Rethinking Social Policy: Race, Poverty, and the Underclass (Cambridge, Mass., 1992), esp. 143–203.
Кроме того, многие чернокожие и бедные люди стали политизированными благодаря движению за гражданские права и стали предъявлять к жизни более высокие требования. Некоторые из них присоединились к недавно созданной Национальной организации прав на благосостояние (NWRO). Следуя по пути, проторенному борцами за гражданские права, лидеры NWRO участвовали в сидячих забастовках и других формах ненасильственного прямого действия. Позже активисты NWRO захватили офисы социального обеспечения. Другие местные жители организовывали протесты против перепланировки города, которая грозила разрушить их районы.
Большинство чернокожих, принявших участие в беспорядках 1966 и 1967 годов, очевидно, не ожидали особых результатов. Разгоряченные конфликтами с полицией, они начали беспорядки, которые внезапно вспыхивали, выходили из-под контроля, а затем прекращались, прежде чем участники успевали разработать какую-либо программу. Скорее, бунтовщики бушевали для того, чтобы выразить своё несогласие с давно копившейся несправедливостью и чтобы их наконец заметили. Несмотря на то, что они нанесли ущерб своим и без того неблагополучным районам, они часто чувствовали, что буйство того стоило. Как сказал один из участников беспорядков в Уоттсе: «Мы победили, потому что заставили их обратить на нас внимание». [1653] Конгрессмен Адам Клейтон Пауэлл-младший из Гарлема добавил в 1967 году: «Насилие — это очищающая сила. Оно освобождает туземца от комплекса неполноценности». [1654]
1653
Hodgson, America in Our Time, 180–81.
1654
Newsweek, Aug. 7, 1967, p. 31.
Некоторые американцы отреагировали на беспорядки, призвав ЛБДж и Конгресс сделать что-нибудь для улучшения жизни в гетто. Мэр Атланты Айвен Аллен-младший настаивал: «Это большая национальная проблема. Конгресс не может ждать, пока местные власти будут пытаться справиться с проблемами, которые могут быть решены только на национальном уровне». Газета «Нью-Йорк таймс» написала: «Можно сделать как минимум два вывода… Один из них заключается в том, что если Детройт и является примером лучших усилий Америки по решению расовых и других проблем, стоящих перед городами, то эти лучшие усилия недостаточно хороши. Другой — даже
1655
Там же.
New York Times, как и Комиссия Кернера, была права в том, что беды лежат глубоко. Однако у либералов не было четкого представления о том, что нужно делать, чтобы их вылечить. Программы «Великого общества», в конце концов, не смогли обеспечить мир. А вражда по другую сторону цветной линии казалась непримиримой. Что же тогда делать? Должны ли программы пытаться закачать деньги в гетто, возможно, направляя их на чернокожих предпринимателей, возможно, предлагая налоговые льготы или другие стимулы для бизнеса, который согласится там разместиться? Следует ли выделять средства на увеличение набора чернокожих в полицию, чтобы умерить пыл, разжигающий противостояние? Или же правительственные и частные инициативы должны быть направлены на то, чтобы помочь чернокожим выбраться из гетто? Это потребует действительно жестких мер по искоренению дискриминации в сфере жилья и работы в белых кварталах. Это также может потребовать выделения значительно больших сумм на программы по обучению и образованию. А это, в свою очередь, несомненно, потребует много времени, чтобы добиться значительных изменений. Ни в 1967 году, ни позже среди либералов США не было единого мнения о том, что делать. Напротив, повсеместно наблюдались недоумение и паника.
Консерваторы, напротив, набирали политические очки, обличая агитаторов. Рейган точно подметил, что «первыми жертвами……становятся хорошие, ответственные члены негритянского сообщества». Однако он добавил, что бунтовщики — это «нарушители закона и бешеные псы, выступающие против народа». Эйзенхауэр намекнул на существование заговора: «Многие люди думают, что определенно существует национальная система планирования, потому что они [беспорядки], кажется, следуют такой определенной схеме». [1656] Опросы показали, что многие американцы были с ним согласны. Один из них показал, что 45% белых обвиняют внешних агитаторов (включая коммунистов); другой опрос показал, что только шестая часть белых признает существование жестокости полиции. [1657] Поддержанные подобными реакциями населения, консерваторы в Конгрессе мобилизовались, чтобы напасть на готовящуюся в то время административную меру по уничтожению крыс в гетто. Один осудил эту меру как «законопроект о гражданских крысах». Другой предложил президенту «купить много кошек и выпустить их на волю». Другие задавались вопросом, не будет ли Джонсон в следующий раз добиваться принятия закона об уничтожении змей, белок, жуков и дроздов. [1658]
1656
Там же.
1657
Kearns, Lyndon Johnson, 307.
1658
Califano, Triumph and Tragedy, 211–12.
Однако не только белые консерваторы были потрясены случившимся. Уилкинс и Янг, вызванные в Белый дом за советом, были потрясены и озадачены. Баярд Растин провозгласил: «Беспорядки должны быть остановлены. Следует применить любую необходимую силу… Если беспорядки продолжатся, будет создана атмосфера, в которой устоявшееся руководство движения за гражданские права лишится опоры… Движение может быть уничтожено, а руководство перейдет в руки деструктивных элементов из гетто». [1659]
1659
Newsweek, Aug. 7, 1967, p. 31.
Президент Джонсон, поглощённый войной во Вьетнаме, реагировал неоднозначно. В отличие от других, обвинявших в бедах нескольких фанатиков, он понимал боль, которую причиняла дискриминация чернокожим, и упорно продолжал осуществлять программу борьбы с крысами (которая в итоге была принята) и законопроект об открытом жилье. [1660] Тем не менее, он был возмущен беззаконием и уязвлен шквалом критики, который обрушивали на него люди. Уязвленный утверждениями о том, что правительство не сделало достаточно для решения расовых проблем в городах, он проигнорировал отчет комиссии Кернера, когда тот появился в 1968 году.
1660
Kearns, Lyndon Johnson, 305–7.
ЭСКАЛАЦИЯ ТРЕБОВАНИЙ ПРАВ после 1965 года, и особенно беспорядки, не просто обескуражили людей. Они также вызвали значительную обратную реакцию, самую яркую из многих реакций, возникших на фоне поляризации эпохи. Она надолго пережила 1960-е годы. [1661]
Некоторые из тех, кто наносил ответные удары, несли в себе религиозный пыл. Среди них было несколько откровенных расистов, входивших в такие группы, как ККК. Однако гораздо более многочисленными были белые люди, последовавшие за евангелистами вроде Билли Грэма, ученики фундаменталистов-протестантов вроде Орала Робертса, который основал в Оклахоме собственный университет и медицинскую школу, и приверженцы студенческих организаций вроде «Кампус Крестовый поход за Христа». Набожные и политизированные католики также осуждали вопиющие, по их мнению, эксцессы чернокожих и других групп меньшинств.
1661
James Button, Black Violence: Political Impact of the 1960s Riots (Princeton, 1978).